В конце лета Борис Карамышев, шофер такси, взял отпуск и поехал в Рязанскую область, к сестре покойной жены, Елене Васильевне. Добираться было нетрудно: до Рязани поездом, а оттуда автобусом, который довез почти до самой деревни, носившей приманчивое название «Ягодка».
Борис поехал вместе с сыном, тринадцатилетним Васей, который не пожелал оставаться в пионерском лагере на третью очередь, а приехал в город и ждал отпуска отца.
Встретили их отменно. В доме Елены Васильевны собралось много знакомых.
Сидели за длинным столом, выпивали, расспрашивали Бориса о его нынешнем житье-бытье и, само собой, говорили о Дусе, покойной жене.
Пили не чокаясь, потому что есть такое правило: когда поминают покойника, не положено чокаться.
Женщины смотрели на Васю, вздыхали.
— Вылитая Дуся…
Иные прослезились, но единственная кровная родня, Елена Васильевна, и слезинки не пролила. Строгая, неговорливая, она подносила все новые блюда, ставила на стол пироги, сало, моченые помидоры, маринованные грибы, выносила пустые бутылки, а на их место ставила полные.
Изредка проводила жесткой ладонью по голове племянника. Он оборачивался к ней, неулыбчивые глаза ее бегло взглядывали на него, она придвигала поближе к нему тарелку с пирогом, сама наливала в рюмку сладкого вина.
Поздно вечером, когда все разошлись, она быстро убралась в горнице, постелила Борису и Васе на сеновале — обоим захотелось спать только на сеновале, и ушла в дом.
А утром пришла на сеновал, увидела, как Борис закурил первую, утреннюю, сигарету, коротко приказала:
— Если охота курить, выйди наружу.
Села с ним рядом на крыльце, обхватила руками колени.
Борис курил, провожая глазами ласточек, поминутно проносившихся низко, почти над самой его головой: на крыше дома было их гнездо, и они летали друг за другом, кормили птенцов.
Утро было тихое, солнечное, но не жаркое. Уже по-осеннему дымились дальние холмы, хорошо видные с крыльца, и лес, окружавший село, казался издали не темным, плотным до черноты, как летом, а дробно коричневым, пронизанным кое-где золотистыми и красноватыми бликами: это желтели первым осенним цветом медленно увядающие листья.
Издалека, может быть, с того берега, доносилось рокотанье трактора, время от времени трактор умолкал.
— Зимой здесь, наверно, снегу видимо-невидимо, — сказал Борис.
— Конечно, — согласилась Елена Васильевна. — На то она и зима.
Помолчали. Потом Елена Васильевна спросила:
— Вася о матери вспоминает?
— Вспоминает, как не вспоминать…
Дуся умерла весной, родами. Днем позже скончалась и новорожденная девочка, которой не успели даже дать имя.
Борис давно хотел дочку Он представлял себе, как она вырастет, будет румяной, темнобровой, и Вася будет заботиться о сестренке, и любить ее, потому что в семье всегда любят маленьких.
— Ну, а сам-то как справляешься? — спросила Елена Васильевна.
— Ничего, — ответил он. — Вроде справляюсь.
Она подумала, что он не хочет жаловаться, потому и не говорит всей правды. Впрочем, она и без того понимала, что ему трудно. Остался мужик один, да еще с сыном, все на нем — и купить, и сготовить, и постирать, и в доме прибраться…
Искоса оглядела его. Ростом он не вышел, был немного сутулый, ранняя седина уже сквозила в негустых волосах, хотя сравнялся ему всего лишь тридцать восьмой год. И лицом он казался старше своих лет, худые щеки втянуты, возле глаз морщины.
— Поправиться тебе первым делом надо, — сказала Елена Васильевна, — больно тощий ты, может, болеешь чем?
— Нет, ничем не болею, — ответил Борис.
Он уже привык к тому, что многие спрашивали его о здоровье, в конце концов не его вина, что с детства был низкорослым, худым, что бы ни ел, никогда не поправлялся, на самом же деле чувствовал себя здоровым и ни на какую хворь не жаловался.
А она подумала немного и вдруг сказала?
— Надо бы тебе жениться.
— Зачем? — спросил Борис.
— Надо, — строго повторила Елена Васильевна. — И тебе будет легче, и Васе это в самый первый черед нужно…
— Матери никто не заменит, — сказал Борис.
Она кивнула.
— Так-то так, а все-таки…
Оборвала себя. За их спиной послышались шаги. Щурясь от солнца и зевая, Вася шел по двору, босой, в трусах, мохнатое полотенце через плечо.
— Я — купаться, тетя Лена…
— Вода холодная, — сказал Борис. — Стоит ли?
— Стоит, — на ходу бросил Вася.
— Самовитый парень, — сказала Елена Васильевна, и было непонятно, хвалит она его или порицает.