Лесли согласился. Что бы ни происходило в стенах Дома, источник странных событий находился извне - где-то в Лондоне, и искать его следовало там, а не в затопленном подвале. Но искать не хотелось: замёрзший и голодный, он не думал ни о чём, кроме тёплого камина и еды. Мысли вращались вокруг пайка из водорослей, а внутренности сладко ныли при мысли о согревающем чае - привкус тайны не пьянил его так, как Уильямса.
А тот, похоже, места себе не находил, услышав короткий и сбивчивый рассказ. Его маска трещала по швам, а он всё пытался удержать её на месте, склеивая ехидными улыбочками и неуместными колкостями. Его волнение кидалось в глаза, и Лесли видел это так же явственно, как если бы кто-то написал на лбу Уильямса «страх» несмываемым маркером. Эмоции уродовали и без того некрасивое лицо, казались неуместными, как смех на могиле. И это сравнение подходило отлично: мрачный вид Уильямса и впрямь навевал мысли о похоронах.
Из него получился бы отличный гробовщик.
- Зачем вы закрыли меня в подвале? - вопрос стоило бы придержать до лучших времен, но он сорвался с языка. - Я думал, на вас напали. Слышал звуки борьбы. А вы, выходит, просто искали себе резиновые сапоги?
Уильямс рассеянно посмотрел на свои ноги.
- Скорее снимал их с трупа, - по его тону угадать: пошутил или сказал правду, не удалось. - Я решил избавить себя от вашего нытья и разделаться с преследующим нас человеком сам. Не хочу снова выслушивать ваши вопли относительно убийства каннибалов. У вас неадекватное восприятие ситуации и ослиные мозги.
Смешок застрял где-то в груди. Действительно, почему бы не начать воспринимать происходящее так же, как и Уильямс? Может, это сон, в котором всё возможно. А, может, глупая игра, и игрок вот-вот нажмёт «паузу». Моральный компас в новом мире не работает - слишком уж сместились полюса. Обесценилась и жизнь - по новому курсу она не стоит и пенни. Чем меньше людей, тем больше ресурсов, а значит... Что значит, лучше и не думать. Это вызывает дикий первобытный страх: перед смертью, перед вечностью, перед неотвратимостью. Когда ты сам готов убить первого встречного, где гарантия, что этот встречный не выстрелит первым?
Он оборвал свои мысли, как обрывают нитку, когда собираются зашивать одежду. Только он собирался зашивать другое - разум, который после произошедшего, напоминал разинутую, как собачья пасть, рану.
Наверное, потребуются года прежде, чем он забудет всё, что видел в стенах Дома.
И целая вечность прежде, чем отмоется от того, что совершил сам.
- Лоусон, - когда Уильямс подал голос, оказалось, что они уже давно вышли из запутанного туннеля и стоят возле небольшой, ниже человеческого роста двери. - Вы задумались. Опять жалеете тех каннибалов?
- Нет, - он почти не соврал. - Я думаю о том, как скоро вы попытаетесь убить меня.
Он ждал, что начальник посмеётся над ним, но тот абсолютно серьёзно произнёс:
- Я уже пытался. Но вы выжили и принесли мне парочку неприятных известий. Так что на вашем месте я бы не беспокоился об этом. Я ещё долго не рискну переходить вам дорогу. По крайней мере... ближайшие сутки.
Пытался? В горле пересохло, но он силой заставил себя молчать, впившись ногтями в ладони так, что появились кровоточащие борозды. Вопросы могли разозлить Уильямса - хоть до сих пор тот редко высказывал эмоции. Внутри всё равно тлело пламя, и оно разгоралось всё ярче и ярче. Лесли не сомневался - рано или поздно обожжёт. Он перестанет быть полезным, он перестанет давать ответы... Мало ли что произойдёт. Пока он нужен Уильямсу, тот действительно не будет предпринимать ничего, но едва начальник получит ответы, балки Дома обрушатся. Они всегда обрушаются, когда кто-то задает слишком много вопросов. Отец задавал - и где очутился? В числе других эвакуированных в Доме стариков. Да, ходил, как многие другие пожилые люди, - будто внутри у него сосуд с влагой, которую нельзя расплескать. Да, курил такие крепкие сигареты, что от их дыма лёгкие просились наружу. Но прожить мог бы ещё долго. Не прожил. Начал задавать вопросы и умер.
- Здесь точно есть выход? - когда начальник уже потянулся к ручке, вспышкой пронеслась мысль: за дверью может быть ловушка. - Вдруг там сырая земля? Или вода? Видите, потёки наверху и возле порога?
Уильямс смерил его тяжёлым взглядом, но к словам прислушался и, наклонившись к дверке, постучал по ней костяшками пальцев. Потом достал откуда-то фонарик - точно такой же, как у своего родственника, - с рукоятью в форме открывашки и посветил в щели. Увиденное его не устроило: он поджал губы и отошёл назад.
- Поразительно, но мозги у вас иногда работают. Здесь действительно нет выхода. Тогда, - начальник нахмурился, выключая фонарик, - нам надо пойти туда, откуда пришли люди. Вряд ли здесь есть тайные ходы и спрятанные в стенах двери. Хотя... - по его серому лицу, на фоне которого царапина на шее выглядела особенно глубокой, пробежала тень, - если честно, я не знаю что и думать теперь. Буду откровенен с вами до конца: пока мы не забрались на чердак, я пребывал в уверенности, что всё случившееся - нелепая шутка или ошибка. Но если то, что вы слышали, правда... - он привычным жестом вытащил сигарету, - то у нас серьёзные проблемы.