Так и вышло. Поморщившись, водитель первой машины отошёл в сторону и достал сигарету. Свет от зажигалки очертил его лицо, и сердце ухнуло в пятки - крупные, слегка гипертрофированные черты узнались сразу. Водянистые глаза навыкате, губы пухлые, как у младенца... Хотелось ошибаться, но характерное лицо слишком хорошо врезалось в память - как и странный, почти забытый зуд. Желание зарисовать. Запечатлеть. Взять карандаш и водить-водить им по чуть шероховатой бумаге, пока не нарисуется достоверный портрет.
- Где они? - вторая машина затормозила рядом, подняв брызги. Из неё на тротуар выбрались двое: молодой, но совершенно седой мужчина и хрупкая девушка в дешёвом пальто. Мужчина протянул ей руку, и она с достоинством приняла её, поднимаясь выше, чтобы не запачкать туфельки талым снегом. Блеснули медные пряди, и чуть опустилась вуаль. Девушка оказалась старушкой лет шестидесяти, с тонкими птичьими косточками и ласковым взглядом серых глаз. - Душечка моя, я же знаю, что вы где-то рядом. Облегчите мне задачу и не устраивайте этот глупый фарс. Я не желаю зла ни вам, ни дорогуше Нэшу. Он, конечно, плохой мальчик и очень огорчает меня порой, но даю вам слово леди, ни ему, ни вам ничего не угрожает. Вылезайте, мой дорогой.
Она ворковала убедительно, но он не верил. До тех пор, пока шестое чувство выло, предупреждая об опасности, выдавать себя не спешил. Страх гнездился где-то в грудной клетке и гортани, дышать из-за него получалось через раз. Но Лесли сидел неподвижно и косил взглядом на магазин с выбитыми стёклами, где мог бы спрятаться ненадолго. Выбежать из-за мусорного бака, нырнуть за стенку, скрыться за тяжёлыми витринами... Простая вроде бы последовательность, но по сложности она напоминала ему поступление в университет. Тогда он тоже напряжённо прикидывал варианты и строил многоступенчатый план, прекрасно понимая, что в мире, образовавшемся после Извержения, придётся положить здоровье и нервы на алтарь новорождённой системе.
Тогда ему тоже грозила смерть. Лёгкая, от укола, но страшная, хоти их готовили к ней, хоть и убеждали, что безболезненная гибель - благо. Что они, отравленные смогом и пеплом, долго не проживут. Они будут голодать, мёрзнуть и роптать на Бога, на небо, на дьявола, на кого угодно. Но никто не придёт на помощь.
Он и тогда не верил. Теперь же, ожидая пыток и мучений, не верил вдвойне. Разум не утратил остроты и работал быстро, словно кто-то капнул маслом на ржавые шестерёнки, пробуждая задремавший механизм. Порой он почти слышал скрежет этих шестерёнок и думал ещё активней, цепляясь заледеневшими пальцами за острый край мусорного бака. Кажется, до крови расцарапал кожу, но внимания не обратил, лишь машинально заметил: потом нужно будет сделать прививку от столбняка. Чересчур неприятная смерть ждёт, если проигнорировать, если привычно плеснуть спирта и погрузиться обратно, в свой сонный мир формул и латинских наименований.
- Душечка, - старушка повторила это певуче, её голос напомнил звук музыкального инструмента. Но он не позволил себя обмануть и, вдохнув тягучего, как кисель, воздуха, чуть сдвинулся в сторону. - Золотце, у нас с вами совершенно неконструктивный диалог. Монолог, можно сказать. Не бойтесь меня, разрешите помочь!
Лживая ведьма. Он и в мыслях не хотел называть так незнакомую женщину, но почему-то не сдержался. Слишком уж ярко вспыхнули в памяти воспоминания из детства, в которых они с братом, обезумев от страха, прятались под столом от разъярённой матери. Половицы тогда прогибались под тяжёлой поступью, и сверху сыпалась деревянная труха, от которой щекотало в носу. Глаза слезились от злости и пыли, а тело била крупная дрожь. Глядя на приближающиеся ноги в тесных туфлях-лодочках, он испытывал настоящий ужас и боязливо съёживался, стараясь занять как можно меньше места. Никогда не спасало. Обладая безошибочным чутьём, мать всегда находила плохонькие укрытия - останавливалась напротив них и, напевая безумную песенку, подолгу стояла на месте. Рассчитывала на то, что жертвы долго не вытерпят - хуже наказания только его ожидание. А ожидание под пыльным столом... что ж, оно сквернее. Ни один маленький мальчик, чьи нервы подточены постоянными трёпками и нескончаемым «нельзя», не вынесет такого. Быстро сломается и сам вылезет наружу.