Он опять мечтал о том, чтобы решительный и неизменно рациональный шеф очутился рядом.
- Сворачивай!
Вздрогнув от окрика, он автоматически крутанул руль. Слишком резко. Колесо попало в выбоину, и машина по ощущениям взмыла вверх, в воздух. Грудь мигом сдавил ремень безопасности - так, что потемнело в глазах; грохот и скрежет металла забились в уши, как песок. Пару бесконечно долгих минут он не слышал и не чувствовал ничего. Зато видел. Видел, но не осознавал - взгляд приковало к тонкой струйке крови, ленточкой опоясывающей запястье. К перевёрнутым голым деревьям. К перевёрнутой горке, усыпанной гравием и снегом.
Его не убили спустя пять минут, пока он приходил в себя, до рези напрягая зрение и силясь отстегнуть ремень безопасности. Не убили и спустя полчаса, когда, наконец, справился с замком и заклинившей дверью. За это время Сара так и не подала признаков жизни - лежала сломанной куклой сзади. Он собирался проверить жива ли она, но малодушно отвернулся. Даже без сознания, даже раненая, старуха внушала суеверный ужас, как Кали - злобная, многорукая, требующая жертв. Он никак не мог заставить себя прикоснуться к ней. И всё же, обернувшись, чтобы удостовериться, что убийца не гонится за ними, приложил два пальца к сонной артерии.
Пульс прощупывался. Но испытывать от этого облегчение как-то не получалось - необходимость искать помощь отчего-то пугала больше, чем преследование. Он не представлял, куда идти и как выбираться из чащи, в которую случайно заехал. Более того, он понятия не имел, где находится - хотя бы примерно. Судя по отсветам, они не уехали далеко от Гидезиса, но это не обнадёживало. Машины на заброшенном, мёртвом шоссе давно не ездили - он остался один на один с раненой женщиной и покорёженным, похожим на раздавленное насекомое автомобилем. И никто не спешил на помощь. Более того, он не знал, будут ли их вообще искать. Когда-либо.
Худшее, что он мог сделать, - потрясти старую женщину. Медицинские знания, долотом вдалбливаемые в голову в течение многих лет, испарились без следа. Сейчас он не сумел бы залечить и слабый порез. Паника перечёркивала всё. И пугала не столько собственная смерть и увечья, как ответственность за чужую жизнь.
Он едва справлялся с ответственностью за стремительно деградирующего брата.
Сейчас же на его плечи взвалился груз, куда тяжелее.
- Я пойду искать помощь, - он бросил это в пустоту. Замер, зажмурился устало и, помедлив, достал автомобильную аптечку. Серьёзных повреждений на Саре не было, но рука, согнутая под неестественным углом, не внушала доверия. Ещё на лбу виднелась глубокая ссадина - ворота для микробов. Из-за дрожания рук он едва смог наложить шину и обработать рану антисептиком. Осторожно перевернул старушку набок, следя, чтобы дыхательные пути ничего не преграждало, и вышел из машины. Та остывала быстро. Пожалуй, чересчур. Спустя пару часов она бы заледенела совсем - началась метель, и следы шин почти полностью занесло снегом.
В бардачке и карманах зажигалки не нашлось, поэтому идею развести костёр пришлось откинуть. Он, наверное, мог бы использовать аккумулятор, но передняя часть машины, приняв на себя удар, скомкалась, как бумага. Вряд ли аккумулятор удалось бы достать - лом не распорол бы железо. Помог бы сварочный аппарат.
Но разве достанешь сварочный аппарат в лесной глуши?
Он ещё раз беспомощно оглянулся, стараясь определить, куда двигаться. Ослеплённый инстинктами и отчаянным желанием выжить, он свернул куда-то не туда - дорога совершенно не узнавалась. С виду древняя, она петляла меж деревьев, как след убегающего зайца, и вела куда-то вглубь. Другая же часть шоссе отлично простреливалась - убийце не составило бы труда закончить дело и застрелить невольного свидетеля.
В багажниках предсказуемо ничего не оказалось, и он, понимая, что больше не может оттягивать поход, уныло поплёлся вглубь леса. Реализовывался последний страх - очутиться в лишённом цивилизации месте и идти под мрачным сводом сосен в никуда. Судьба не могла подшутить над ним злобней - за последние полторы суток он почти уверился в своём сумасшествии, уверяя себя, что это его проклятье. Его жизнь пропитана кровью, усыпана костями, и ничего не поделаешь. Можно уверять себя в обратном, но надолго ли хватит этих уверений?