- Ненавижу, - он пробормотал это вполголоса и нервно поёжился, когда слова вернулись к нему едва слышным, но всё же явственным эхом. Словно по пятам шёл кто-то повторяющий его речь. От этого стало не по себе так, что сердце заколотилось, отдаваясь стуком в висках. - Есть здесь кто-нибудь? - с тем же успехом он мог спрашивать у трупа «Сэр, вы в порядке?». Дурацкое клише. Дурацкий вопрос, заданный лишь для того, чтобы не услышать ничего в ответ, внутренне опасаясь, что ответ всё же дадут. И что тогда? Он улыбнулся: потусторонняя тварь - меньшая из проблем. Взрослая жизнь скроена из таких перипетий, что в какой-то момент ты перестаёшь бояться монстров. Может, потому что сам становишься одним из них. Может, потому что устаёшь бороться с внутренними демонами. Они побеждают, всегда побеждают, если не приручишь или не убьёшь.
Он остановился возле развилки, где заканчивалась асфальтированная дорога, и с тревогой посмотрел в сторону зарослей. Они шевелились. Шевелились, хотя ветер, ещё минуту назад шумевший и комьями бросавший в лицо снег, утих. И хоть голос разума уверенно говорил: нет поводов для паники, это просто птицы или полёвки, страх не уходил, а объяснение не убеждало, потому что он твёрдо знал: полёвки, как и птицы, вымерли. Вымерло вообще всё, кроме по-прежнему цепляющихся за жизнь людей. Теперь негрозных и маленьких. Безвредных.
- Мне нужна помощь.
Это вряд ли бы помогло, но он произнёс просьбу вслух, внутренне надеясь, что кто-то - волшебный джинн? - спасёт его. И впрямь не помогло. Телефон, сообщающий о низком заряде миганием диода, крестиком перечёркивал полоски связи; холод становился всё ощутимей, а ушиб грудины, раньше незаметный, давал о себе знать болью и гулким стуком сердца - будто то оторвалось от артерий и болтается в клетке, ударяясь о рёбра.
- Чёрт! - зацепившись за корень, он растянулся на земле. Пару минут полежал, ощущая, как слипаются ресницы и тяжелеют веки, потом с трудом поднялся. Дорогу совсем занесло, но она и так особо не выделялась меж деревьев - судя по всему, последний раз по ней ездили ещё до Извержения. Бредя вперёд, он наткнулся на брошенный автомобиль, давно укрытый толстым одеялом из снега, но внутри ничего не нашлось. Водитель забрал весь скарб, вырвав дверцы бардачков и разворотив багажник. А, может, это поживились мародёры.
Спустя полчаса он почти не продвинулся. Путь казался однообразным, словно кто-то скопировал его кусок и сделал сотню вставок. Порой на дороге встречались автомобили, но они пустовали. Несколько раз он сидел в них, отдыхая и прячась от метели, затем продолжал идти вперёд, окончательно утратив направление. Шёл уже не потому, что того требовал долг и инстинкты, а потому, что боялся остаться наедине со своими страхами и безысходными мыслями. Без привычного гула генераторов, без редких машин, без фигур людей, мир казался ужасающе пустым. И никакие деревья, никакие кустарники не могли заполнить его до краёв.
Когда из-за кустов миражом выплыла сторожка, Лесли уже едва шёл. Увязая в глубоком снеге, он устал настолько, что пару раз ловил себя на мысли, что хочет упасть и больше никогда не вставать. Пусть его тело занесёт снегом, пусть у него никогда не будет ни надгробия, ни могилки. Какая разница? Возможно, это и к лучшему - каждый раз вскрывая скальпелем покойника, он представлял себя на его месте и содрогался. Раньше не задумывался. Потом начал, хотя к двадцатому-тридцатому трупу коллеги закалялись, обрастали броней из шуток и скепсиса. А он не оброс. Наоборот, стал чувствительнее, стал менее... стойким? Менее равнодушным?
Хотя все до боли просто: жизнь дана - живи.
- Эй, хозяин, где ты? - стук о замёрзшее стекло после тишины леса вынудил болезненно поморщиться. Громко. Как же всё громко: от звука голоса до скрипа снежинок под подошвой. - Ау? Мне нужна помощь.
Никто не откликнулся, хотя свет внутри горел всё так же ярко. На крыльце не было льда - кто-то сколол его, из дымохода валил густой серо-белый пар. Дом не выглядел заброшенным, но звуков не слышалось. Сколько бы Лесли не прижимался ухом к двери, ничего не различал. Пытался рассмотреть внутренности домика через заиндевевшее окно, но так же безуспешно - все окна занавешивали шторы или тюль. Через одно он, впрочем, увидел нехитрое убранство: жуткую голову медведя с жутким предсмертным оскалом и раскалённый добела очаг. Возле очага стояла дымящаяся чашка и тарелка с консервированными огурцами - тот, кто жил в домике, не ушёл далеко. Он не ушёл вообще - едва раздался стук, колыхнулась занавеска. Егерь, или занявший место мародёр, затаился внутри сторожки. Лесли мог его понять - он и сам не рискнул бы связываться с путниками в это неспокойное время, но инстинкты брали верх. Он страстно хотел очутиться снаружи, в тепле и безопасности.