Трость? Напилась? Мурашки, пробежавшие по телу, Лесли увидел почти воочию - кожа покрылась пупырышками, и сердце ухнуло вниз, как лифт с оборвавшимся тросом. Но он не выдал своего удивления и, стряхнув со штанов хлопья краски и штукатурку, побрёл к завалу - обвалившемуся этажу. Пару секунд тупо пялился на куски дерева и камня, потом с остервенением начал карабкаться вверх, к просвету. Все чувства как-то притупились, поблекли; боль на миг перестала существовать: оглушённый и злой, он даже не заметил, как осколки вспарывают кожу - как ткань. Очнулся только тогда, когда створка комода со скрипом сорвалась под ногой, и вся нестойкая пирамида из обломков рухнула вниз, погребая выход. Окончательно и бесповоротно.
Уильямс помог подняться. Оценивающе посмотрел на завал и, вздохнув, буквально силком оттащил от него. Ничего не сказал, не осудил, но его глаза блеснули так нехорошо, что рука сама легла на пояс, ища лезвие. Тщетно. Нож находился не там, где обычно, - его рукоять торчала из спины Фартука могильным надгробием, и Лесли решительно не знал, как она там оказалась. Хотел списать это на состояние аффекта, но не мог - каждое мгновение чётко отпечаталось в разуме. Он видел себя со стороны, выстреливающим в застывших людей. Видел начальника, убивающего человека концом трости. Видел всё: от нити паутинки до прожилки на бледных веках. Всё, но не удобный охотничий нож. Тот просто не фигурировал в памяти, хотя чехол пустовал уже давно.
- Ваше? - лезвие вышло из спины трупа с чавкающим звуком, и солёный запах, пропитавший воздух, совсем некстати воскресил воспоминания о родном Ливерпуле. Тяжёлый запах смолы, холодные брызги на коже и море парусиновых кепок, снующих туда-сюда под зычное «Вир-ра!»... Ощущения вернулись как-то разом, и он, окончательно утратив над собой контроль, опять бросился к завалу. Отказываясь признавать: назад пути нет. Во всех смыслах. - Ради всего святого, Лоусон, успокойтесь. Этот завал и за неделю не разберёшь. Остыньте.
Щёки привычно заалели от стыда - стали горячими, как снятый с плиты чайник. Прижав к ним ладони, он сделал несколько глубоких вдохов и вдруг с ужасом заметил: Уильямс, прежде с интересом изучавший туфли Фартуков, не отрываясь, пялится на значок. И на этот раз на лице его- не обычное равнодушие, смешанное с презрением, а кое-что другое. Подозрение. Причем, судя по взгляду, вполне обоснованное, имеющее под собой почву. Какую? Он не рискнул задавать вопросы, но в жилете, чересчур широком в плечах, почувствовал себя неуютно. Ещё неуютней, чем без пиджака, без которого ощущал себя моллюском, вытащенным из раковины.
- Это не мой значок, - слова пришлось выдавливать, краснея и запинаясь. - Это значок брата.
Если мистер Уильямс и удивился, то виду не подал. Прижал к царапине платок и, хмыкнув вполголоса, достал из внутреннего кармана очередную сигарету. Раздался щелчок зажигалки, и отсветы огня углём очертили фигуру: от хищного профиля до остроносых туфель. В голове сразу возникла какая-то ассоциация, но зацепиться за неё Лесли не успел - мысли быстро уступили место непонятному, иррациональному страху. Предчувствию? Интуиции? Или просто кошмару, навеянному зловещими декорациями? Ответ ему не понравился, и, нервно поправив галстук, он поспешил убраться из коридора. Оглянулся на трупы, сглотнул комок в горле и потянулся за ножом, хотя для себя уже решил, что убивать больше не будет. Ни ради самозащиты, ни ради хладнокровного и собранного начальника. Слишком уж тяжёлым оказалось осознание собственной вины - тяжелее валуна.
Уильямса же убийства, похоже, не тронули вовсе - оттерев трость, он будто оттёр и свою совесть. В его глазах не промелькнуло и тени сожаления, когда он переступал через трупы. Безразличие. Брезгливость. И всё. Эмоции хладнокровной машины, воспринимающей мир набором нулей и единиц. В каком-то смысле он, наверное, и являлся машиной, закалённой постоянным принятием сложных решений, но думать об этом не было ни малейшего желания, как не было и желания идти следом за тем, кто одним движением перечеркнул несколько жизней разом. Пусть преступников, пусть каннибалов. Неважно. Они сдались, а их казнили без суда и следствия.
- Моральные терзания? - перешагнув порог, Уильямс задержался возле надписей на стене. - Может, вам стоит подождать друзей этих... людей и сдаться на их милость? Уверен, вашей совести мгновенно полегчает. Правда вряд ли вы переживете эту встречу, но раз вас мучает убийство преступников... Я пойму вашу жертву.