- «Жизнь - фитиль, по которому пламя ползёт к динамиту», - скомкав сигарету, Уильямс подошёл к стене. И, смерив её изучающим взглядом, прочитал вторую надпись: - «Планеты - бильярдные шарики на гигантском чёрном столе». Ба, да здесь жил поэт. Поразительно. Всегда считал, что в Доме обитают отбросы. Ошибся. Здесь обитают отбросы со вкусом, - хмыкнув, он с любопытством наклонился к надписи и провёл по ней подушечками пальцев. - Так что, Лоусон? Не хотите рассказать, что такого разузнал ваш брат, что от него попробовали избавиться? Я могу предположить, зачем меня заманили в особняк. Но детектив... Это большой риск. И всё же кто-то пошёл на него. Следовательно, сведения были важные. Могли навредить кому-то. Кому?
- Я ничего не знаю, - ложь далась так легко, что щёки даже не покраснели. - Я подменил брата. Всё.
Уильямс явно не поверил в это неловкое враньё, но настаивать на ответе почему-то не стал, и зреющий внутри страх понемногу начал отступать, освобождая место для других эмоций: угрызений совести, жалости к себе и необъяснимого, совершенно иррационального в сложившихся обстоятельствах интереса. Интереса к компульсивным надписям, интереса к скрывающимся в Доме тайнам и секретам. Интереса к шуму под ногами, свидетельствующему о том, что где-то в глубинах подвала, как потревоженные ульи, жужжат генераторы.
- Ну что ж, тогда идемте. Не хочу снова оказаться в компании каннибалов-фанатиков, - перекинув трость из одной руки в другую, Уильямс неспешно двинулся к двери с табличкой «Вход воспрещен». Повернул медную ручку, обогнул угол и, мягко ступая по чавкающему ковру, вышел из заставленной ящиками кухоньки.
- А зачем вы пришли в Дом? - этот вопрос задавать не стоило, но Лесли не удержался, крепче сжав нож и внутренне подобравшись. - Никто не ходит сюда без причины. Здесь не назначают встречи и собрания.
- Вы неправы, - Уильямс резко остановился и, рассеянно оглянулся, оценивая зал, когда-то бывший столовой. - Особняк - отличное место для тех, кто уходит от слежки. В городе невозможно ничего сделать без ведома властей. Это же место находится вне чьей-либо юрисдикции. По документам его и не существует вовсе. Поэтому нет ничего удивительного, что сюда приходят с конкретными целями. Свести счеты, построить противозаконные планы... По сути, этот, так называемый, Дом - приют для асоциальных элементов. И все это прекрасно понимают. Спросите, почему отряд спецназа не зачистит это место? Что ж, ответ очевиден. Особняк отлично справляется с возложенной на него функцией. Он помогает контролировать численность населения, не вызывая недовольство толпы. И это та цена, которую правительство готово платить. В противном случае нас всех ждут серьёзные неприятности. Это не то, что нужно после Извержения, Десятилетней зимы и прочих неурядиц.
- И вы это одобряете? - не решаясь посмотреть на Уильямса, он приоткрыл одну из тумбочек и вынул помятые консервы. Уже открытые, отвратительно воняющие тухлым мясом. - Вы ведь начальник полиции.
- Бывший, - Уильямс тоже приоткрыл тумбочку и брезгливо поморщился, когда из-за подъеденной термитами дверки посыпались плесневелые объедки. - Да уж, если мы останемся здесь, долго не протянем. И, разумеется, никакого чёрного входа здесь нет... Кто бы сомневался. Возможно, имеет смысл вернуться?
Лесли покачал головой. Куда? Обрушение этажа отрезало путь назад. А ближайшее окно - фрамуга полфута на полфута. Не то чтобы через него не сумели пролезть двое взрослых мужчин... Но проблема не в этом. Проблема в том, что в этом крохотном окошке невидно просвета. Оно врезано в землю, и выбраться через него вряд ли удастся. Всё, что можно сделать, - продолжить путь, надеясь, что под таинственным Домом не забитый костями подвал, а ведущие к Городу катакомбы. Надеяться отчаянно, но, конечно, зря. В этой части особняка ни одного окна, ни одной ведущей наружу двери. Мрак, пыль и похожий на цокот копыт о брусчатку стук, от которого щекочет уши - будто в них насекомое залезло. Ни людских голосов, ни надоевшей мелодии. Ничего.
Так выглядели его кошмары, где он ходил по пустым коридорам и, срывая голос, звал кого-то в темноте. Только теперь никто не спешил его будить: ни будильник, ни злая домохозяйка. Болезненный щипок тоже не спасал - ужасы никак не кончались и с каждой минутой, набирая обороты, становились более изощрёнными.