— Вот видишь? — обвинила она, когда Люк провёл губами по её щеке. — Пещерный человек.
Он прикусил мочку её уха.
— В этом есть свои преимущества.
О… Господи.
София уже чувствовала преимущества. Они растекались по её телу, делая колени слабыми, а бёдра с беспокойной потребностью прижимались к его твердеющему члену. На мгновение ей захотелось сорвать с Люка одежду и толкнуть его на плиточный пол. Или на обеденный стол.
Софии неважно место, пока всё движется к жаркому и потному действу, которое продолжается до тех пор, пока она не пресытится так, что двигаться больше не сможет.
От ярких образов того, как она оседлает загорелое, идеальное тело Люка, София резко оттолкнула парня и направилась к двери.
— Уже поздно. Уходи, — пробормотала она, игнорируя волчицу, которая рычала от разочарования.
На самом деле София не ждала, что Люк послушается. Он Вер, который делал то, что хочет и когда хочет. Но она не ожидала, что он подхватит её на руки, прижмёт к своей великолепной груди и отправится к ближайшей лестнице.
— Какого чёрта? — рявкнула София.
— Ты права. Уже поздно. — Он улыбнулся, глядя на её яростное выражение лица. — Ты должна быть в кровати.
По телу Софии распространилось раскалённое добела возбуждение.
Проклятье.
Она прищурилась.
— Неужели ты думаешь, что я не сделаю тебе больно?
— Я твой телохранитель.
Люк с удивительной лёгкостью поднял её по резной лестнице, пронёс по коридору прямиком в спальню. Не останавливаясь, он пересёк серебристый ковёр, который был акцентом в чёрно-белом декоре. Наконец Люк достиг кровати на ножках из чёрного дерева, положил Софию на бело-чёрное полосатое стёганое одеяло, выпрямился и окинул её взглядом из-под полуприкрытых век.
— В мои обязанности входит тебя таскать.
София села, откинувшись на груду подушек в серебристых наволочках.
— Твои обязанности?
Взгляд тёмных глаз проделал голодный путь по всему её телу, и тело Люка напряглось в борьбе с подавлением желания, пульсирующего в воздухе.
— К ним может быть примешано немного удовольствия.
София вздрогнула. Не только от хриплой нотки в голосе Люка, предупреждающей, что он находится на волоске, но и от собственнического блеска в его тёмных глазах.
— Мне от тебя не отделаться, да? — выдохнула София.
— А ты хочешь?
— Мне не нравятся неандертальцы.
— Я могу быть таким же чувствительным, как и любой другой парень. — Взгляд Люка переместился на бледную кожу, обнажённую крошечной кофточку. — С правильной мотивацией.
София физически ощущала тепло его взгляда, ласкающее её с обжигающим наслаждением. Проклятье, почему он не мог быть просто ещё одним потрясающе горячим парнем, которого она могла использовать, надругаться и бросить, когда закончит?
— Ты собираешься командовать мной, — обвинила София его в отчаянии, — говорить, что я могу делать, а что не могу…
— Я собираюсь сохранить тебе жизнь, — прервал он её.
— Я не хочу ограничений. — София покачала головой. — Я уже через такое прошла.
Она пожалела о своих словах в то мгновение, как они слетели с её языка, поэтому резко отвернулась к подлинным гравюрам Рембрандта, висящим на стене, и начала их изучать.
— София.
Она почувствовала, как матрас под немалым весом Люка просел, когда оборотень устроился на краю кровати. Когда София не отреагировала на его оклик, Люк положил ладонь на её щёку и повернул лицом к себе.
— Поговори со мной.
— Исполнение твоих обязанностей окончено. Оставь меня одну, — рявкнула София.
Он провёл большим пальцем по её нижней губе.
— София.
— Чего ты хочешь?
— Я хочу знать, почему ты считаешь, что я буду тебя ставить в рамки.
Она беспокойно дёрнула плечом.
— Это просто слова.
— Нет, оно было сказано не просто так, — упрямо настаивал Люк. — Расскажи мне.
— Люк.
— Пожалуйста.
София от удивления замерла. Она бы поспорила на свою любимую сумочку от Hermès, что этот мужчина никогда не произносил слово на букву «П» больше одного или двух раз за своё очень долгое существование. И факт того, что сейчас Люк переступил через свою гордость, подрывал любую надежду на сопротивление его тихой мольбе.
— Ты знаешь историю нашего народа, — уклонилась от ответа София, ощущая себя опасно уязвимой.
— Она охватывает очень многое.
— Слишком долго мы находились на грани вымирания.