Предсмертные муки, когда они его настигнут, а этого не избежать, лишь в самый последний момент заставят включиться механизм выживания, заложенный эволюцией, активируется автопилот и тело забьет тревогу... заставит его метаться на сидении, задергать головой из стороны в сторону, рот откроется и рефлекторно он заглотит воды в надежде, что легким просто отказывают в кислороде – без понимания, что кислорода нет в принципе. Трэз не считал, что будет легко и просто. Его ждут муки удушья, жжение во всем теле, может, даже запоздалая паника вспыхнет в его рептильном мозге.
Но тогда же все кончится. Точка. Его жалкой жизни наступает конец, раз и навсегда.
И впереди только пустота.
И это – ересь с его стороны.
Будучи Тенью, его растили в несколько иной религиозной традиции, чем обычных вампиров. Его вид в ходе эволюции ответвился от клыкастой расы, и он верил в существенное влияние звезд и их расположения на небе. Мнение с'Хисбэ о загробной жизни отличалось от других религий, но ось была единой. Как у протестантов и католиков, язык один, но диалекты разные... его вид тоже верил, что после смерти ты попадаешь в Забвение и проживаешь вечность со своими любимыми под покровительством Девы Летописецы. Если, конечно, не ведешь себя как последний придурок на Земле. Если был мудаком по жизни, то попадаешь в Дхунд, где правил бал Омега и его приспешники. Так или иначе, твои мирские дела определяли конечный пункт назначения, поэтому было что ждать или чего страшиться после твоего последнего вздоха.
Нормальная теория, насколько он понимал, нечто подобное было и у людей. Не Забвение и Дхунд, разумеется, не Омега с Девой Летописецей, но похожая религиозная система, определяющая зависимость твоих деяний при жизни и места, где ты окажешься, когда двинешь кони, образно выражаясь. Ислам, иудаизм, христианство, буддизм, индуизм и бесчисленное множество других религий предлагали понимание того, что тебя ждет, когда в крышку гроба вобьют последний гвоздь. Или подожгут погребальный костер.
Он сталкивался с кострами.
Еще как.
Чего он не понимал, во что больше не верил – это во все остальное. Он никогда не отличался религиозностью, но, блин, это понимаешь лишь тогда, когда лишаешься всякой веры окончательно и бесповоротно.
Раз и навсегда.
Так или иначе, перед грузовиком/перекрестком/едва–не–произошедшей–катастрофой он обдумывал одну мысль, которая не казалась ему совсем греховной, скорее просто не воодушевляющей. Для верующего, разумеется. Для вампиров и Теней, самоубийство – табу. Хрен тебе, а не Забвение. Внятных объяснений о последствиях никто не давал... но ходили слухи, что перед твоим носом просто закрывали дверь. Но что тебя ждет дальше? Дхунд? Идешь червям на корм? Кто знает. Но даже ребенок понимал, что не видать тебе своих родных и близких хренолиард лет.
Смысл в том, что на самоубийц забивали болт – раз они не ценят драгоценный дар жизни.
Словно все дерьмо, что приходится терпеть при жизни – джекпот, а возможность долгие годы ошиваться на Земле – суперприз. С ночи его рождения его обрекли на брак без любви, родители из–за него подверглись бессмысленным страданиям, он наблюдал, как истеричная тварь пытала его близкого друга на протяжении двадцати лет... который был сутенером, наркоторговцем и головорезом... да, очень весело, обхохочешся.
И так далее, и тому подобное.
А в качестве вишенки на торте со сливками – его самолечение беспорядочным сексом – бессердечная судьба приправила сочной вишенкой.
Он встретил женщину своей мечты, влюбился... а спустя три секунды счастья держал ее за руку, когда она умирала от неизлечимой болезни.
Правда, Трэз родился под несчастливой звездой, которая вмазала ему по яйцам с такой силой, что он выкашлял все внутренности на пол.
И вот он сидит в свежекупленном «БМВ», зимой, посреди ночи, в мерзкий сезон отстойных человеческих праздников, подумывает о суициде... И ПРЯМО ИЗ–ПОД НОСА У НЕГО ЗАБИРАЮТ ВОЗМОЖНОСТЬ СДОХНУТЬ ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС В АВТОКАТАСТРОФЕ ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ГРЕБАНАЯ ВСЕСЕЗОНКА СРАБАТЫВАЛА НА «УРА» ПЕРЕД КАЖДЫМ СРАНЫМ ПЕРЕКРЕСТКОМ НА ЕГО ПУТИ.
Это если мягко выражаться.
Но, ради всего святого, он даже не мог рискнуть и откинуть копыта таким образом, чтобы закончить это ДЕРЬМО и не опростоволоситься в том случае, если сказки про самоубийц и закрытую дверь окажутся правдой.
Не то, чтобы он сейчас верил в загробную жизнь.
Черт, если последние три месяца и научили его чему–то, так это пониманию, что смерть подобна резкой остановке на полной скорости. Особенно если в живых остаешься именно ты.
Что ж, подумал Трэз, по крайней мере, всегда оставался вариант с рекой.
Можно с нетерпением ждать и этого.
Глава 3
Ее фантомный любовник снова прорвался к ней сквозь густую тьму сна, его обнаженное тело появилось из ниоткуда прямо перед ней. Высокий и сильный, он был фантазией, воплощением ее тайных желаний из самых глубин подсознания.
Поднимая руки, она оторвалась от кровати, и когда мужчина накрыл ее своим телом, жесткая плоть была готова, словно он нуждался в ней так же, как и она. Его знакомый и, тем не менее, шокирующий рот завладел ее губами, покрывая ее поцелуями, своим запахом. Широкие и сильные руки сжали ее груди, скользнули на талию и ниже... намного ниже.
Она застонала, без слов умоляя его назвать свое имя. Любовник знал все ее мысли, и она посредством окружающей их магии сказала ему, что ей нужно знать его имя, как его называть.
Когда они были вместе, не существовало его и ее, они были неотделимы.
Когда он приходил к ней, их ждало единение.
Круг замыкался.
Она словно возвращалась в дом, из которого ее вышвырнули.
Но он всегда покидал ее. Никогда не оставался. И уходил слишком рано, неважно, сколько времени они провели вместе.
Если бы она знала его имя... он стал бы реальным. Он бы остался с ней в часы бодрствования, которое обкрадывало их время вместе. Он был бы с ней, а не в ней. Его имя все бы изменило...
Их тела сошлись, как замок и ключ, и все встало на свои места.
Рана исцелилась.
Теснее, она крепко цеплялась за него. Сильнее притягивала к себе. Жестче, она концентрировалась на каждом движении его тела, каждом толчке, каждом всполохе удовольствия.
И неизбежна разлука.
Как бы долго он ни был с ней, он всегда уходил, забирая с собой частицу ее сердца, разлука была проклятьем, как их встреча – благословением. Он был прекрасным лунным светом, вырвавшимся из–за туч, спокойной летней ночью – в череде бурь, теплом в разгар арктической зимы.
Он – последний глоток воздуха для утопающего.
И слезы. С глаз прокатились слезы.
Останься со мной, – умоляла она. Хоть раз. Не уходи...
И впервые за долгие годы он остановился и посмотрел ей в глаза.