В кой-то веки Бэрд на самом деле почувствовал себя тем самым мудаком, каким его вечно все вокруг называли. Всё же была разница между тем, когда ты понимаешь, что проявил в словах бестактность, которую от тебя и так все ждали, и тем, когда в груди невольно защемит от того, что ты только что ляпнул вслух, и от этих мыслей сразу почувствуешь себя полнейшим куском говна.
— «Будете как бегун на соревнованиях носиться, Матьесон», — ответил Бэрд. — «Я этим займусь».
Матьесон улыбнулся в ответ и вновь принялся прослушивать частоты. Бэрд понимал, что раз он взялся за такое дело, то теперь просто обязан довести его до конца. К тому же, это будет куда проще, чем взламывать защиту диска. Надо было чем-то поддержать свой боевой дух инженера.
Выйдя на улицу, Бэрд заметил Ривера и Лоу, которые слонялись без дела возле здания. Они смерили его оценивающим взглядом с головы до пят, будто решая, забить на него, или докопаться. Бэрд с ними не был близко знаком, несмотря на то, что все они были солдатами. Но сейчас он впервые заметил, что Ривера и Лоу ведут себя с ним так, будто бы Бэрд был их врагом. Может, они уже возомнили себя невъебенными спецназовцами вроде ребят из элитного охранного подразделения “Оникс”.
“Заважничали уже, да? Или Прескотт сказал вам, что диск у меня?”
— «Не пора ли бы вам снова делом заняться, а?», — Бэрд немного замедлил шаг, но предпочёл не останавливаться. — «“Бродяги” уже уехали, так что в Прескотта камнями кидаться никто больше не будет».
Бэрд не исключал, что однажды Хоффман психанёт и так вмажет Прескотту, что тот уже не встанет. Но большинство беженцев из Джасинто боготворили председателя, будто у того солнце из жопы мир освещало. Несмотря на все старания правительства, эти люди были всё ещё живы и каким-то непостижимым образом ещё и были за это благодарны.
— «Он всё ещё председатель», — ответил Ривера. Он и Лоу уже давно перестали общаться с другими солдатами. — «Пора бы тебе уже это запомнить».
Надо было отдать Прескотту должное. Председатель выжег большую часть Сэры при помощи “Молота Зари”, убив миллионы, если не миллиарды людей, а его грандиозный план по уничтожению червей в их же туннелях закончился затоплением Джасинто и последующим бегством. На его совести людских смертей, наверно, было больше, чем у Саранчи, но эти идиоты всё равно поддерживали его.
А предыдущий председатель сумел бы справиться с этой ситуацией с меньшими потерями? Гадать можно было долго. А что ещё оставалось делать в мире, отброшенном войнами в развитии в прошлый век, кроме как искать место где спрятаться? В кой-то веки Бэрд понимал, что ничего лучше этого он придумать уже не сможет. И какие бы гениальные мысли и теории ему не приходили в голову за всю его жизнь, мир вокруг потерял для него всяких смысл почти что пятнадцать лет назад. И вот теперь снова всё вокруг стало бессмысленно для Бэрда.
И тут он вспомнил, что на самом деле почувствовал в “День-П”.
ГЛАВА 4
«Сегодня утром в 10:00 правительство Союза Независимых Республик подписало пакт о полной капитуляции в пользу Коалиции Объединённых Государств, заключив договор о перемирии. С глубоким облегчением я хочу заявить о том, что Маятниковые войны наконец-то завершились. Правительства КОГ и СНР совместно разработают проект по улаживанию всех спорных вопросов и восстановлению причинённого ущерба. Это залечит те ужасные личные и общенациональные раны, причинённые Сэре этой страшнейшей долгой войной. Также мы надеемся, что республика Горасная примет наше предложение о перемирии и официально объявит о режиме прекращения огня на границах с другими республиками, входящими в состав СНР».
(Официальное обращение председателя Томас Дальелла к гражданам КОГ.
За шесть недель до “Дня-П”, пятнадцать лет назад)
ГАНОВЕР, ЮЖНЫЙ ТИРУС. СПУСТЯ ШЕСТЬ НЕДЕЛЬ ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ МАЯТНИКОВЫХ ВОЙН.
Несмотря на раннее утро, подметально-уборочные машины уже колесили по улицам, поднимая щётками цунами из лежащих на земле ленточек и бумажных флажков, которое обрушивалось в сточные канавы.
Ещё несколько сотен солдат вернулись вчера в Гановер, и жители устроили для них грандиозную встречу. Коул с лёгкой ухмылкой смотрел на улицу из окна лимузина. На фонарном столбе, мимо которого только что проехал автомобиль, явно висело женское нижнее бельё. Ну а что ещё делать, когда узнаёшь, что война, шедшая восемьдесят лет, окончилась? Можно и побеситься на празднике несколько недель.
Чёрт, а ведь до сих пор не верилось, что Маятниковые войны окончились. То есть, совсем, раз и навсегда. Коулу больше не надо было до одури спорить со своим агентом по поводу зачисления на службу. Тот ведь просто не понимал ситуации. Коул считал, что обязан пойти в армию, как и любой другой гражданин, и ему больше не хотелось использовать всю эту херню типа вроде отсрочки из-за занимаемой должности. Играть в трэшбол — это не то же самое, как работать в шахте, возделывать поля или плавать на грузовых судах. От этого ничья жизнь не зависит.
“А теперь уже меня в армию не возьмут. Мама, наверно, обрадуется, но долг свой я так и не отдал”.
Из-за затора на дороге лимузину пришлось сбросить скорость, а затем и вовсе остановиться. Коул вновь принялся читать контракт. Через полчаса он прибудет в офис своего агента, и вновь огорчит его своим отказом уходить из команды “Пумы”. Клуб “Акулы” предложил Коулу выгодную сделку, но ему было всё равно. И дело было вовсе не в деньгах.
“Мой дом здесь. Я как-то раз уже уезжал отсюда, и мне это не понравилось. Это чувство, когда ты дома, ни за какие деньги не купишь”.
— «Ну как, мистер Коул, вы посмотрели, что хотели?» — спросил его водитель. — «Покупать будете?»
Коул поднял взгляд и заметил, что автомобиль до сих пор стоит на мосту Сентенниал. Чёрт, пробок сегодня много.
— «Ты про квартиру?» — Коул наклонился вперёд и опустил вниз до конца окошко, отделявшее водителя от пассажирского салона. Джозеф, или просто Джо, как звал его Коул, всегда возил его по городу. Он был хорошим парнем. Коулу вовсе не нравились эти дурацкие окошки между ним и водителем. Из-за них он себя начинал чувствовать не в своей тарелке. — «Блин, я думал, всё просто будет. Уютная квартирка для моих стариков, недалеко от центра, чтобы и им проще в городе освоиться было, и мне к ним ходить поближе».
Коул посмотрел на часы. У него было ещё полно времени.
— «Папа хочет с видом на океан, а мама не любит чаек», — продолжил он. — «Говорит, они на окна срать будут. Пробовал когда-нибудь оттирать говно чайки от оконного стекла? Прилипает намертво, как бетон, да ещё колется, будто иголки внутри».
— «Это рыбьи кости», — Джозеф оглянулся прежде чем сместиться в соседний ряд. Водители других автомобилей не видели Коула из-за тонированных стёкол. Для них он был просто ещё одним богатым незнакомцем в серебристом лимузине, спешащим по своим делам. — «Но вашей маме ведь необязательно больше отмывать стёкла самой, не так ли?»
— «О, ты мою маму не знаешь. Она не любят, когда в её доме кто-то вместо неё порядок наводит. А ещё она не любит, когда я деньги на что-то трачу».
— «Ох уж эти мамы…»
— «И не говори».
От всего этого свалившегося на него богатства и статуса “звезды” Коулу до сих пор было не по себе. Он играл вовсе не ради денег и славы. Ему просто пришлось смириться с таким положением вещей. Тяжелее всего Коулу давалось общение с фанатами, которые считали его каким-то сверхчеловеком. А когда Коул сказал им, что он самый обычный парень, ничуть не лучше их самих, то его агент вздохнул и попросил Коула не мешать людям радоваться. Он сказал, что людям нужен кто-то, на кого можно равняться. В этом и была суть: фанаты просили Коула поставить автограф на футболке, или ещё на чём-нибудь, и чувствовали, что он их благословляет этим. И меньше всего на свете им хотелось слышать о том, что Коул — обычный человек, потому что это сразу испортит им настроение.