Прежде, чем ответить, Маркус отвернулся в сторону, будто бы пытался вспомнить.
— «Нет», — наконец сказал он. — «Порой я даже лица её вспомнить не могу. Ладно, просто расскажи всё, как есть. Это твоего проекта касается? Сам же знаешь, я тебя сам о таком расспрашивать не начну. Засекречено — значит, есть причины».
Они худо-бедно стали подходить к теме разговора. Адам попытался ухватиться за эту возможность, чтобы заставить себя поступить правильно и рассказать наконец-то Маркусу всю эту постыдную историю, но затем взглянул в глаза сыну. Тот был измучен боями, состарился раньше времени. У него отняли нормальную жизнь, отняли даже самых близких друзей. Адам просто не сумел заставить себя произнести нужные слова.
“Может, я просто не хочу взваливать на него такой груз, или же тут всё дело во мне, потому что я не смогу смириться с тем, если сын потеряет ко мне всякое уважение? Если я когда-то и соберусь поведать об этом, то тем более ему первому рассказать надо, ведь мне всё сложнее и сложнее держать всё в себе и жить с этим”.
— «Да, дело касается проекта», — ответил Адам, решив, что наберётся смелости и расскажет всё сыну в другой раз. — «Мне кажется, я уже близок к изобретению способа остановить Саранчу».
Маркус бросил невидящий взгляд на духовку. Он уже не раз слышал подобное. Возможно, он был не так уж и близок с отцом в последние годы, но Адам по-прежнему прекрасно умел распознавать все эмоции сына. Тот явно был в замешательстве.
— «Ну, это замечательно, пап», — ответил Маркус, вернувшись к своему обычному тону простого солдата. — «Но ты точно уверен, что тебе стоит мне всё это рассказывать?»
Адам не мог винить Маркуса в этом. Как вообще можно такие вещи спокойно объяснить? Как бы он объяснил сыну, что ещё задолго до “Дня-П” знал о том, как Саранча под ними набирается сил, но никого не предупредил об этом? Как бы рассказал Маркусу о том, что он вёл переговоры с Саранчой, умоляя их подождать, хотя ведь прекрасно знал, почему они так стремятся захватить мир над ними?
Но всё же Адам так никого и не предупредил, потому что был абсолютно уверен в том, что сможет сотрудничать с ними, а не превращать их в очередного врага в этом обезумевшем мире, раздираемом войнами, где никто так до сих пор и не научился жить в мире.
Теперь же, спустя пятнадцать лет молчания, рассказать об этом уже было просто невозможно, равно как и невозможно было объяснить людям, что Саранча уже далеко не самая большая угроза всему живому на Сэре.
— «Ты прав, Маркус», — сказал наконец Адам, понимая, что никогда не станет тем человеком, которого в нём видел его сын. — «Засекречено — значит, есть за что».
КВАРТАЛ СУИЦА, УПРАВЛЕНИЕ ОБОРОННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ КОАЛИЦИИ ОБЪЕДИНЁННЫХ ГОСУДАРСТВ (УОИ КОГ), ДЖАСИНТО.
Нэвил Эстром даже вспомнить не мог, когда последний раз ему удавалось провести пару дней вне компании профессора Феникса, но твёрдо намеревался использовать это время на полную катушку для себя. Не то чтобы Адам ему не нравится. Нэвил проработал бок о бок с профессором почти что четырнадцать лет, и тот стал для него практически вторым отцом. У бедняги Адама были очень натянутые отношения с сыном, а Нэвил всегда был готов его выслушать и пожалеть. После этого ему было куда проще оказаться вовлечённым в семейные дела Фениксов.
Но сегодня отец с сыном наконец-то решили провести свободное время вместе, что случалось крайне редко. С тех пор, как Нэвил присоединился к команде разработки проекта “Молот” во время Маятниковых войн, это был первый раз, когда Адам ушёл с работы на выходные, что открывало доступ Эстрому к архивным записям. Пора было заняться делом, и сейчас ему меньше всего надо было, чтобы Адам отвлекал его из лучших побуждений.
— «Хватит уже насвистывать», — вдруг раздался чей-то голос. — «Больно радостно звучит».
Нэвил осторожно высунулся из-за забитых полок, чтобы посмотреть, кто же вошёл в комнату. Это был Горди — один из охранников. Он стоял в дверном проёме, ухватившись волосатой рукой за латунную ручку двери.
— «Может, это я работаю учёным, а призвание у меня — художественный свист».
— «Я и не думал, что тут кто-то есть, доктор Эстром».
— «Сегодня рабочий день же».
— «Да, но директора нет, так что я подумал, что и вы пару дней отдохнуть решите».
— «Ну, в каком-то смысле я сейчас как раз отдыхаю», — Нэвил показал пальцем на аккуратные стопки документов, лежащие на полу, к каждой из которых была приклеена скотчем бумажка с надписью “Не перекладывать!”. — «Терпеть не могу, как он записи в архиве хранит. Не пойми меня неправильно, я за этого человека жизнь отдать готов, но нам надо хранить всё это так, чтобы суметь быстро всё вывезти, если придёт приказ о немедленной эвакуации. Пожалуй, разберусь тут со всем, пока директора нет».
— «Тогда не буду отвлекать», — усмехнулся Горди, выходя из комнаты и закрывая дверь за собой. — «Ещё лет десять пройти успеет, пока он в следующий раз отгул возьмёт».
“Если у нас вообще будут эти десять лет”.
Нэвил замер, наблюдая за пылинками, кружащимися в луче света, словно птицы в тёплый денёк. Несмотря на тишину, царившую в комнатах архива, даже тут он слышал глухой рокот артиллерии, звучавший всё ближе и ближе, а порой и чувствовал вибрацию от залпов. Нэвилу даже необязательно было читать ежедневные сводки, которые приносили в кабинет Адама, чтобы знать о том, что войска червей сосредоточились возле южной и западной границ Эфиры. Казалось, они готовятся к финальному наступлению. Людям удалось выиграть лишь совсем немного времени, отступив к гранитной плите, но ведь и черви не одними только туннелями ограничивались. Наступая теперь по поверхности земли, черви привели с собой целые эскадрильи риверов, которые не давали продыху пилотам вертолётов. Нэвил не хотел больше никуда отступать. Раз его брат решил погибнуть в бою, как настоящий солдат КОГ, то и он последует его примеру.
— «Ладно, давай уже за дело», — сказал Нэвил самому себе. Взяв следующую папку из стопки, он прошёл вдоль полок, выискивая подходящее место для неё среди рядов неподписанных картонных конвертов коричневого и красного цветов. В красных лежали документы с разным грифом секретности — от “для ограниченного пользования” и до “совершенно секретно”. Это были наиважнейшие архивные записи во всём КОГ. Каждый документ, составленный в Управлении оборонных исследований, хранился здесь, даже какие-нибудь неразборчивые каракули, выведенные от руки на обороте конверта. Даже то, что не было под грифом секретности, обнародовать могли бы лишь лет через пятьдесят, а то и вообще никогда. Ни один документ не выбрасывался в мусорное ведро, не уничтожался путём разрезания, и уж тем более ни при каких условиях не покидал этих стен. Нэвил раскрыл одну такую папку, из которой вдруг выпал кассовый чек. Подняв его с пола и осмотрев, Нэвил понял, что этот чек из продуктовой лавки был выписан сорок лет назад. Оставалось лишь изумляться над тем, какие тогда были цены на продукты. Но на обороте чека карандашом было написано длинное и сложное уравнение по расчёту фокального расстояния. Да, в Управлении оборонных исследований действительно серьёзно относились к сохранению всех документов. К тому же, всегда была вероятность, что когда-нибудь этот материал вновь понадобится.
С восторгом размышляя о том, как можно было купить килограмм креветок всего лишь за несколько центов, Нэвил продолжил рассортировывать стопку папок. О креветках оставалось лишь мечтать, особенно, с учётом того, что выдаваемый им паёк с каждой неделей становился всё скуднее. Разобрав две стопки, Нэвил уже было хотел перейти к третьей, но заурчавший живот напомнил ему о том, что давно пора бы уже перекусить чем-нибудь. Хорошо, что в жизни ещё осталось место для таких небольших радостных моментов, когда можно было просто посидеть, расслабиться и съесть бутерброд. Пододвинув к окну изношенное кожаное кресло с вышитым на нём гербом Тируса тех времён, когда и Коалиции ещё не существовало-то, Нэвил присел, чтобы погреться в неярких лучах солнца.
Хлеб был немного сыроват. Ребекка всегда готовила для него замечательные бутерброды, но теперь её с ним рядом уже не было, и винить в этом Нэвил мог лишь себя самого. Жуя бутерброд, он задумался над тем, стала ли она жить счастливее без него.