“Как закончу с этой стопкой… Ну, все два дня мне на неё не придётся тратить, в общем”.
Казалось, им работы для учёных сейчас совсем не осталось. Нэвил вспоминал о тех лихих временах, когда они разрабатывали проект “Молот Зари”. Ресурсы у них тогда были неограниченные, а задача перед ними стояла простая и понятная, хотя и не менее манящая от этого: создать лазерную пушку достаточной мощности и точности, чтобы была возможность использовать её с околопланетной орбиты для наведения на базы и города противника. И они справились с этой задачей, хотя, казалось, Адам даже тогда был вовсе и не рад этому достижению. А теперь ресурсы у них стремительно заканчивались, да и к тому же никто точно не знал, что можно эффективно использовать против Саранчи. Залп из “Молота” по всей планете лишь замедлил их продвижение всего на несколько лет.
“Может, я слишком многого жду от Адама. Мы же просто физики, наш потолок — ядерные бомбы и лазеры. А нам нужны биологи, химики. Куда они вообще все подевались, чёрт их дери? Почему всё вообще так неудачно сложилось, что мы столько учёных потеряли?”
А ещё они потеряли немало старшего офицерского состава армии. Начальником штаба обороны поставили обычного полковника, так что, наверно, не было ничего странного в том, что физики единолично пытались заниматься всеми научными и техническими отраслями. Нэвилу пришлась по душе однажды высказанная Адамом мысль пустить воду в туннели червей, чтобы затопить всех этих тварей, но тогда бы половина Эфиры пошла ко дну. Как впоследствии сказал сам Адам, это была совершенно безумная задумка, родившаяся у него в голове из-за злоупотребления кофе и недосыпа. К тому же, осуществить им это теперь уже никогда не удастся, ведь у КОГ всё равно не осталось никакой производственно-технической базы для осуществления подобного плана.
“В насколько безвыходной ситуации мы должны оказаться, чтобы всё же пришлось и к такому прибегнуть?” — подумал Нэвил. Вообще, мысли его сейчас работали в двух направлениях. Он одновременно раздумывал о том, не упустили ли они из внимания какой-нибудь совершенно новый способ борьбы с червями, и о том, с чем приготовить себе бутерброды на завтра, ведь маринованные огурцы у него уже закончились. — “Потому что текущее наше положение куда хуже, чем даже в те времена, когда пришлось дать залп из “Молота” по ним”.
Можно было пустить им газ, затопить водой, или же применить химикаты. Если черви жили в туннелях, то лучше всего было бы как раз там их заманить в ловушку, запереть и перетравить как тараканов.
“Хотя, тараканам этим ума не занимать. Вон сколько видов разных тварей вывели для борьбы с нами. А ведь это, грубо говоря, биологическое оружие уже получается”.
Решение о том, чтобы позволить червям выбраться на поверхность и уже там с ними воевать, казалось, привело лишь к диким потерям среди личного состава и боевой техники. Но проект по созданию светомассовой бомбы никто не списывал со счетов. Это было единственное их оружие, которое можно было использовать прямо под землёй, но звуковой резонатор, необходимый для создания карты туннелей Саранчи, пока ещё находился в разработке. Нэвил, отбросив на мгновение все свои мысли о физике, встал и принялся искать раздел с документами о геологоразведочных работах. Нужно было просто найти какое-то новое направление для мысли. Ему надо было взглянуть на нечто такое, что привело бы его к какой-нибудь ошеломительной идее, позволив взглянуть на проблему под другим углом.
“Хотя, вероятно, уже слишком поздно. Черви ведь теперь уже на поверхности”.
Глухой рокот артиллерии, бившей по противнику в нескольких километрах от здания, вызывал вибрацию дощатого пола под ногами Нэвила. Война подходила к ним всё ближе и ближе. Нэвил понимал, что, скорее всего, просто впустую тратит сейчас своё время, ведь специалисты из других областей науки уже перепробовали все возможные варианты и не преуспели ни в чём. Но надо было хотя бы попробовать, чтобы не терзаться потом душевными муками. Иногда в отчаянии и рождались верные решения, просто нужно было их чем-то подтолкнуть.
Ключ Адама позволял Нэвилу попасть в любое помещение архива на этом этаже, и никто бы его тут не потревожил. Заперев дверь и доев последний кусок своего бутерброда, Нэвил стал осматривать комнату за комнатой, проходя вдоль бесконечных рядов полок, закреплённых на направляющих, пока наконец не нашёл стеллаж с документами по геологоразведочным работам. Колесо ручного привода в первом ряду заржавело из-за редкого использования. Нэвил принялся вращать его, пока полки не разъехались в стороны, а затем с осторожностью протиснулся между рядами плотно расставленных коробок с документами. В воздухе пахло плесенью и затхлостью.
“Твою мать, я надеюсь, тут всё аккуратно складывали, а то если всё это рухнет на меня…”
Самым очевидным решением было начать осмотр архива с ближайшей полки. Бирки на коробках мало о чём говорили Нэвилу, так что он вытащил первую попавшуюся ему коробку, стоявшую на уровне его глаз, чтобы посмотреть, что же внутри. Там был конверт с фотографиями. Когда Нэвил вытащил их, в нос ему ударил резкий запах плесени. Это были сделанные во время разведывательного полёта фотоснимки, на которые была нанесена сетка координат, а на обратной стороне пропечатана дата: “15-ый день месяца оттепели, спустя 5 лет со “Дня Прорыва””. Спрятав фотографии обратно в конверт, Нэвил перешёл к полке, расположенной ниже этой. Там он обнаружил ещё несколько фотографий, а также рулоны бумаги с данными сейсморазведки. Только здесь уже документы датировались шестым годом после “Дня Прорыва”. Значит, самые ранние документы лежат наверху, и без лестницы до них не добраться.
“Горди только через год найдёт мои расплющенные к хуям и высушенные, как цветок из гербария, останки под этой горой бумаги”.
Именно поэтому и надо было всегда предупреждать коллег о том, в какой отдел архива намереваешься идти, или даже брать кого-нибудь с собой. Казалось бы, обычные бумажки, но с теми, кто осмеливался сюда заходить, порой случались неприятности. Нэвил, конечно, мог бы пройтись до главного корпуса и попросить одного из техников помочь ему, но там вечно все были заняты, а Нэвил любил уединение. Дотащив лестницу, которая двигалась по собственным рельсам, до самого конца, Нэвил несколько раз встряхнул её, чтобы проверить, не сломается ли лестница под ним, а затем уже стал карабкаться наверх. Ступеньки немного прогнулись под его весом, а сам же Нэвил мог поклясться, что сама лестница начала отклоняться от стеллажей с коробками.
“Да ладно, не трусь ты так. Просто поднимись не спеша, достань первую коробку и спустись вниз… с одной свободной рукой”.
Надо было в своё время приделать корзину на подъёмном блоке к этой штуковине проклятой. Нэвил, прижав коробку к боку одной рукой, стал спускаться. При этом его очки сползли ему прямо на кончик носа, но у Нэвила не было свободных рук, чтобы поправить их. Да, тут придётся немало попотеть.
“А ведь я и сам даже не понимаю, что именно ищу. С другой стороны, тогда я смогу мыслить непредвзято”.
Нэвил разобрал первые десять коробок, вынимая их содержимое и раскладывая его на большом столе для карт в соседней комнате. Сверив даты на снимках, сделанных во время разведки, он постарался выложить в хронологическом порядке фотографии каждого участка. Записи сейсмограмм сами по себе не предоставили Нэвилу нужное количество информации, ведь его всё равно никто не учил их расшифровывать. Убрав их в соответствующие коробки, физик сосредоточил всё своё внимание на фотографиях и отчётах. Вскоре свободное место на столе закончилось, а ведь на такой громадине хватило бы места вертолёт посадить. Нэвил перестал изучать данные их тех коробок, что уже распаковал. Чтобы проверить данные за весь год, умещённые в одну коробку, двух дней явно не хватит, а тут таких коробок было десять.
“Надо с чего-то начать”, — решил он. Домой всё равно уже было незачем идти. Достав шоколадку из заднего кармана и наконец-то усевшись, Нэвил принялся сверлить взглядом лежащие перед ним бумаги в стремлении извлечь из них хоть что-нибудь.