— «Мне было бы куда проще, если бы я знал, к чему всё это», — ответил Нэвил.
— «Агент Сеттайль просто хочет прояснить несколько моментов с твоим начальником».
— «Пол, давай без этих общих фраз».
— «Ну ладно. Она считает, что твой начальник врёт напропалую, поэтому и хочет разобраться, что же он скрывает, чтобы спокойно спать по ночам».
— «Спасибо», — поблагодарил Нэвил, выругавшись про себя. — «Именно это и я хотел узнать».
— «Ты ведь прекрасно знаешь, что он там мутит, но ты уже давно отбросил собственные иллюзии о верности, когда с потрохами сдал его Прескотту. Так что я и не жду, что ты мне всё расскажешь, ведь если бы там было что-то опасное, то я уверен, что ты бы не стал просто так сидеть на месте, позволяя профессору снова поступить по-мудачески. Значит… он сделал что-то глупое и муторное. Но ты ведь знал обо всех этих проверках на благонадёжность, да? Тебя уже не раз проверяли для допуска к секретной работе. Вопросы тебе задавали. Следили за каждым чихом и пуком твоих родственников. Узнавали обо всех твоих поступках, даже о тех, которые ты бы предпочёл скрыть ото всех. И ты ведь сам знаешь, Нэв, что дело даже не в том, какой ответ ты давал на вопросы, а в том, готов ли ты был солгать, вот и всё. Любой ответ — верный, кроме лжи».
Нэвил всё это прекрасно понимал.
— «А как насчёт тех моментов, когда я просто о чём-то умалчивал?» — спросил он.
— «Ну, я бы тоже причислил это ко лжи, да и разведка КОГ тоже. Но Прескотт осудил бы подобное, лишь выяснив, что именно от него скрывают, и кто это делает».
Нэвил к этому моменту уже раскусил технику допроса, которой пользовался Дьюри: он просто говорил чистую правду. Спокойным и ровным голосом капитан давал понять, что ему надо кое-что узнать, и что если ты ему об этом не расскажешь, то он сломает тебе ноги. Никаких угроз и демонстраций силы. Он просто объяснял, как одно действие последует за другим, и решение, произойдёт ли подобное, оставалось лишь за одним тобой. Но если ты выберешь дать ход этим действиям, то они непременно произойдут с собой.
“Я ведь мог бы просто всё ему сейчас рассказать. Но не думаю, что он и в самом деле от меня этого хочет. Надо проверить”.
— «Значит, вы хотите, чтобы я рассказал вам, что знаю об Адаме».
— «Не совсем», — ответил Дьюри. — «Сеттайль предпочитает работать, опираясь на доказательства, потому что её намерения отличаются от моих. А мне, можно сказать, по душе, какой ты есть на самом деле — весьма добропорядочный парень, которого к действиям подтолкнули злодеяния других и собственные правила приличия, а не стремление заслужить одобрение или же страх».
Нэвил совершенно точно просёк метод работы Дьюри, а капитан, судя по всему, и сам был рад тому, что так открыт с собеседником.
— «Ладно, тогда просто кофе попьём».
— «Я в тебе не ошибся», — Дьюри отхлебнул свой напиток с довольным выражением лица. Значит, в ближайшие несколько дней он не собирался возвращаться на материк. Именно за это время из его организма выветрились бы все намёки настоящего всамделишного кофе. — «Мы друг друга понимаем».
— «Это да».
Откинувшись на спинку кресла, Нэвил задумался, почему же Адам так любил секретничать. Его ведь не назовёшь человеком непорядочным и подлым. Для него борьба с собственной совестью превратилась почти что в любимое занятие. В нём многое накипело, и казалось, что когда-то случился момент, когда он уже из принципа перестал чем-либо делиться с окружающими. Может, его отец постоянно лез ему в душу, и Адаму по-прежнему надо было хранить что-нибудь в тайне, чтобы убедить самого себя в том, что он ещё хоть что-то контролирует. Конечно, легко было согласиться с утверждением Прескотта о том, что Адам просто самым умным себя считает. По этой теории Адам, неимоверно обожавший собственный интеллект, полагал, что ничтожные смертные никогда не поймут, в чём суть его работы, потому и испортят всю блистательность его научный трудов, изгнав из деревни с горящими факелами и вилами наперевес. Но нет, тут всё было гораздо печальнее и глубже. Нэвил, видевший измученные и полные закрытости отношения Адама с собственным сыном, всё это прекрасно понимал.
В конце концов из коридора послышались голоса, но не шаги: их полностью глушил изысканный толстый ковёр, сотканный вручную мастерами из Фурлина. Сеттайль беседовала с Адамом и Бэйкос, но их слова сливались в неразборчивое бормотание. Агент сунула голову в дверной проём.
— «Господа, не соизволите ли вы присоединиться к нам в лаборатории биологически опасных образцов?» — спросила она. — «Только не надо кофе залпом допивать, можете его с собой взять».
Нэвил не стал даже обмениваться взглядами с Дьюри, ведь прекрасно понимал, что сейчас начнётся. Вероятно, это Бэйкос проболталась, а может, Сеттайль и сама как-то пронюхала, но Адаму сейчас точно по жопе надают. Нэвилу оставалось лишь не падать духом и сосредоточить всё своё внимание на том, ради чего всё это затевалось: надо было найти способ перебить Светящихся, пока они всю Сэру не погубили. Тут дело даже истребления Саранчи не касалось, а просто несло в себе стратегическую важность.
Допив кофе, Нэвил направился по коридору вслед за Дьюри. В кой-то веки лаборатория опустела, и, раз подобное случилось посреди дня, то, значит, всем её сотрудникам просто приказали исчезнуть отсюда и не возвращаться, пока не скажут.
— «Ну, много времени у нас это не займёт», — заговорила Сеттайль. Пройдя вдоль стола к микроскопу, она встала рядом с ним, будто бы телеведущий в открывающей сцене толкового документального фильма. — «Я бы хотела, чтобы вы, доктор Бэйкос, показали мне образцы крови. Для начала покажите мне устойчивый образец крови, заражённой организмами Светящихся, а затем контрольный образец здоровой крови».
Нэвил так и не понял, была ли Бэйкос к этому причастна, или же нет. Тем не менее, она даже не вздрогнула, хотя ведь тоже являлась соучастником, так как прекрасно знала, на чьём организме вживую проводились исследования. Взяв пару чистых латексных перчаток из коробки, Бэйкос открыла камеру хранения, чтобы взять оттуда образцы.
— «Так, теперь покажите мне их», — попросила Сеттайль. — «Сначала обычную кровь, а уже потом заражённую».
Нэвил так и не разузнал, где раньше работала Сеттайль, но именно она была одним из аналитиков разведки, которые работали над проектом орбитального лазера СНР. Именно её группа сообщила о том, что “инди” ведут разработки, которые уже очень скоро закончатся созданием рабочего оружия. По донесениям этой женщины и произвели налёт на мыс Асфо, в результате которого украденные разработки ускорили завершение проекта “Молот Зари”.
“Именно в этот момент я и вступил в дело”.
Жизни всех людей были сложно переплетены друг с другом. В каком-то смысле Нэвил Эстром именно из-за Луизы Сеттайль и получил докторскую степень. А теперь все делились лишь на живых и мёртвых. Наблюдая за действиями Бэйкос, Нэвил поймал себя на чувстве некой странной разочарованности в том, что даже если Сэру и удастся спасти от экологической катастрофы, никто никогда не узнает и не восхитится всей невообразимостью сети жизненных путей разных людей, заложивших фундамент этого спасения.
— «Вот образец обычной крови», — сообщила Бэйкос и, настроив фокусировку линзы, отступила в сторону, чтобы Сеттайль могла сама взглянуть в глазок микроскопа. Вдоволь насмотревшись, агент отошла, чтобы Бэйкос вставила в микроскоп следующий образец. — «А вот это — запечатанный образец с патогеном Светящихся. Он совершенно безопасен».
Сеттайль вновь склонилась над микроскопом.
— «Я хоть и не гематолог, но разницу сразу вижу», — сказала она. — «Все эти крапинки на краю красных кровяных телец сложно не заметить, не так ли?»