— Заткнись — грубо прервал Морс. — Лучше прибереги красноречие для суда. Там оно тебе больше пригодится.
— Не делай ошибки, Морс. Ты хочешь осудить невинного человека, — взмолился я.
— Невинных людей не существует, — усмехнулся лейтенант.
По его приказу меня посадили в арестантскую карету, не забыв при этом снова заковать в наручники. Что же, я был прав с самого начала. Это был не мой день!
Глава 12
Знакомый по недавнему визиту, когда мы с Лигрелем выручали Лиринну, полицейский участок напоминал сумасшедший дом. Десятка три копов метались из угла в угол, норовя оказаться одновременно в нескольких местах. Похоже, людей у Морса не хватало, поскольку он самолично оформил задержание, занеся все необходимые данные в толстую амбарную книгу. Я развалился на стуле и с усмешкой наблюдал, как коп старательно рисует пером закорючки, меньше всего похожие на знакомые мне буквы. При этом у него смешно шевелились уши.
Над пыльной конторкой жужжала сонная муха. Я проследил глазами за её полётом и обнаружил, что она приземлилась на поверхность толстого недоеденного бутерброда, покоившегося на растресканном блюдце. Окончив корпеть над неподатливыми строчками, лейтенант любовно захлопнул журнал регистрации арестованных и потянулся к бутерброду, встревожив насекомое.
— Вот ты и попался, Сухарь, — с полным ртом довольно произнёс коп, роняя крошки на стол.
Я не стал спорить. Попался так попался. Рано или поздно это должно было произойти, так что морально я уже успел настроиться на неизбежное, потому и сидел с абсолютно отсутствующим выражением.
— Я хочу вызвать своего адвоката, — зевнув, сказал я. — Буду говорить только в его присутствии.
Надеюсь, Марсен примчится сюда на всех парах, как только узнает, что меня арестовали. В конце концов, я ведь ещё не расплатился за порчу смокинга, друг рискует не получить должной компенсации, если не сумеет отмазать меня от тюрьмы.
— Адвоката…, — с ухмылкой протянул Морс, затем обратился к остальным полицейским, находившимся поблизости:
— Ребята, вы слышали, этот тип убил суперинтенданта и хочет вызвать себе адвоката.
В ответ раздался дружный смех.
— Слушай, Морс, — взвился я, — перестань выдумывать. Не убивал я суперинтенданта, заруби себе это на носу.
— А ты заруби на носу, что я никогда не позволю арестованному разговаривать со мной в таком тоне, — разозлился Морс и врезал мне в солнечное сплетение.
Я слетел со стула, потом привстал, потирая ушибленное место.
— Вижу, жизнь тебя ничему не научила, Морс. Ты по-прежнему распускаешь руки на тех, кто не в состоянии дать сдачи. Но, на сей раз, тебе не повезло.
Я схватил первую подвернувшуюся в руку тяжёлую вещь (ей оказалось пресс-папье внушительных размеров в виде коня, вставшего на дыбы) и запустил в Морса. Он едва успел пригнуться. Вздыбившаяся коняга просвистела у него над головой и со страшным грохотом врезалась в зарешечённое окно. Осколки разбитого стекла разлетелись по сторонам.
— Всё, моё терпение иссякло, — рявкнул пришедший в себя лейтенант. — Отведите этого типа в пятую камеру. Пусть там ему Молотильня зубы расшатает.
Уже знакомый капрал вместе с ещё одним копом выволокли меня из кабинета. Я не стал упираться. Ещё немного и Морс допёк бы меня до такой степени, что я разнёс бы полицейский участок по кирпичику.
— Зря ты так, парень, — участливо бросил капрал. — Вёл бы себя потише, мы бы тебя тогда в камеру получше определили, а так попадёшь в самое пекло. Молотильня из тебя весь дух вытрясет.
— Да кто это такой — Молотильня, и почему я должен его бояться? — взмолился я.
— Сейчас узнаешь, — ответил капрал, отпирая дверь в камеру. — Давай, входи.
Он с силой толкнул в спину, и я оказался там, где меня ждал скорый на расправу Молотильня.
В камере мне не понравилось. Не то, чтобы я был такой привереда, просто на свете существует много других мест, гораздо лучше этого клоповника.
В клетушке, на преодоление которой по диагонали черепашке потребуется пару раз перебрать лапками, ютились семеро, я стал восьмым и не самым желанным. Когда меня втолкнули внутрь тёмного помещения с единственным малюсеньким зарешёченным окошком почти у самого потолка, сокамерники не проявили бурной радости от моего появления. Скорее наоборот.
Я оторвал их от игры в карты. Играли двое: молодчик с татуировкой на оголённом плече в виде кабаньей головы и раздетый до пояса тип с презрительным прищуром бесцветных рыбьих глаз. Любой из них мог быть Молотильней, осталось только выяснить кто именно. Остальные наблюдали за перипетиями игры, не рискуя делать замечания или подсказывать. Пока татуированный сдавал карты в две одинаковые стопки, его партнёр соизволил обратить на меня внимание.
— Ты откуда нарисовался? — просипел Рыбий Глаз. — Как зовут тебя, мил человек?
Он сидел на нижней койке двухъярусной кровати, широко расставив ноги. Тело его настолько густо поросло кудрявой растительностью грязнорыжего цвета, что любая обезьяна рядом с ним удавилась бы от зависти. Я понял, что зарываться не стоит, поэтому постарался ответить в самой деликатной манере:
— Местный я, в столице живу. Зовут Гэбрил, — о том, что я частный сыщик, говорить не стал. Здешняя публика порой не видит разницы между людьми моей профессии и полицейскими.
— Гэээбрил! — передразнил заросший. — За что тебя к нам, сердешный?
— По подозрению в убийстве, — вздохнул я.
— В убийстве? — недоверчиво протянул заросший. — Кого же ты кокнул, худосочный?
— Многих, — честно ответил я. — Но того, кого на меня пытаются повесить, не убивал.
— Все так говорят, и я тоже, — хохотнул заросший. — Первая ходка?
— Угу, — кивнул я. — Если не считать отсидку на «губе» в армии.
— Не, «губа» не считается. Значит, новичок, — радостно потёр руки старший. — Вот ты и попал. Готовься, мил человек, будем тебе посвящение устраивать, как законами нашими полагается.
Я знал, что он имеет в виду. Детство, вроде моего, значительно расширяет словарный запас. Процедура эта, к слову сказать, мерзкая и довольно унизительная, поэтому я счёл нужным отказаться.
— Думаю, это лишнее, — заметил я. — Возможно, меня скоро выпустят, зачем напрасно тратить время? Может, перекинемся в картишки? Что на кону держим?
— Ты смотри, губу как раскатал! В картишки он перекинуться хочет! Даже не мечтай, — детина, стоявший с правой стороны заросшего, выпрямился во весь двухметровый рост и стал походить на мачту парусника. — Рано тебе с нами в карты играть, не положено. Закон есть закон. Его надо выполнять. Будем Молотильню будить? — обернулся он к заросшему.
— Да ну, — протянул тот, — сами справимся. Пусть поспит, у него после вчерашнего башка до сих пор трещать должна.
Детина согласно наклонил голову.
— Давай, как там тебя,… Гэбрил, спускай штаны.
— И не подумаю, — я принял подобие боевой стойки. — Идите вы со своим законом, знаете куда?
У детины отпала челюсть. Такой наглости от новичка здесь не ожидали. Детина, проделав небольшую умственную работу, посчитал мои слова оскорбительными и решил залепить дерзкому новичку «леща». У него это почти получилось, разве что с небольшими поправками: я успел присесть, и рука детины лишь прошлась по загривку, взъерошив волосы.
— Ишь ты, прыткий какой, — восхитился заросший, а потом скомандовал остальным сокамерникам. — Чего стоите, надерите ему…
Я прекрасно понимал, какую часть моего тела он имел в виду и не дал договорить: мало, кто способен закончить фразу, будучи в нокауте — удар ногой в подбородок творит чудеса! Затем я двинул детине локтём в область солнечного сплетения, а когда он согнулся, подставив толстую шею как у быка, ещё и рубанул сверху ребром ладони. Два — ноль в мою пользу.