В конце января 1947 г. в лагерь Чельва под охраной доставили более 1000 заключенных из Украины и республик Прибалтики. Нам сказали, что это «изменники родины». Наша задача состояла в том, чтобы трудиться вместе с новыми заключенными и обучить их лесным работам.
В это время умер от туберкулеза легких наш мастер Давид Дотц. Похоронили его по-человечески - в гробу, на кладбище деревни Светлица, находившейся на противоположном берегу Камы.
В селе Демино
С марта 1947 г. заключенные уже могли работать одни. Мы, примерно 40 армейцев, направились пешком в город Чердынь, чтобы оттуда на двух грузовиках добраться до села Демино. Там мы нашли приют в пустовавших комнатах у местного населения. Мыс Карлом Винсом и еще двумя мужчинами жили в комнате большого дома. Только теперь мы впервые увидели других людей - колхозных крестьян. Крестьяне русского села Демино жили бедно, мы не могли найти картошки и молока. Все необходимое мы покупали в соседнем селе, жители которого, названные Сталиным кулаками, были доставлены сюда в 1930 г. из Украины. Власти сказали им тогда: «Хотите жить - стройте себе дома здесь в лесу». Улицы этого села были совершенно прямые, хозяйства - ухоженные.
На следующий день мы опять пошли в лес на лесоповал. Рабочее место находилось в 10 километрах от села. Из стволов деревьев, поваленных нами, заключенные должны были построить за колючей проволокой новый каторжный лагерь.
15 августа 1947 г. я работал в лесу последний раз. Пришла заявка из шахтерского города Копейска на Урале, утвержденная ГУЛАГом в Москве. Так я смог поехать к своему брату, который был мобилизован в 1942 г. и работал в угольной промышленности.
Ныроблаг выпустил меня из леса безо всякой справки, будто я не отбыл срок 5 лет и 7 месяцев в каторжном лагере. Этот период не был вписан и в мою трудовую книжку, так как я не мог его документально подтвердить.
Трудармия была позади, но спецнадзор МВД сохранялся до 1956 г. До этого года мы, немцы, не имели права покидать наши места поселения в Сибири, Казахстане и т. д., а позднее нам так и не разрешили вернуться в наши довоенные жилища на Волге, Украине, Кавказе и в Крыму.
Яков ШМАЛЬ
ИЗ КНИГИ «ЧАША ВЫПИТА ДО ДНА»
Этап
…Однажды вечером по лагерю прошел слух: составляется список трудармейцев, которых решено использовать в другом месте. На следующее утро тех, кто был намечен для этого, включая и меня, задержали в зоне. Нас выстроили на плацу и провели перекличку, осмотрев каждого критическим взглядом. Мы представляли собой весьма жалкое зрелище. И лагерное начальство приказало выдать тем, одежда которых уже никуда не годилась, новые штаны и рубахи. Полубосым выдали и новую обувь: эти «летние туфли» назывались «Нати», в отличие от зимних под названием «ЧТЗ» - по маркам двух тракторов, которые выпускались до войны заводами в Сталинграде и Челябинске.
Легко представить, как мы выглядели, если даже лагерное руководство не решилось отправить нас столь жалко одетыми по миру, хотя бы всего лишь в другой лагерь. В этот день нам разрешили помыться в бане, надеть свежее обмундирование, чтобы вечером 2 июля 1943 г. отправить нас на открытых платформах из «лагеря отдыха» в тот, откуда нас вывезли полумертвыми 5 мая. Здесь был сборный пункт для примерно 2500 трудармейцев из окрестных лагерей. В тупике возле лагерной зоны стояли около 50 товарных вагонов с двухэтажными нарами из неоструганных досок. Из нас тут же отсчитали по 50 человек на каждый вагон. Раздвижные двери закрылись.
В ночь на 3 июля мы двинулись в путь. Разумеется, место назначения и цель поездки, как всегда, держались в строгом секрете. И мы, как говорили у нас дома на Волге, слепо поехали по белу свету. Утром один из тех, кто лежал на «втором этаже», имея завидную возможность видеть свет сквозь зарешеченное окошко, сообщил, что наш поезд движется в западном направлении. Затем наверху стали называть и станции, названия которых были нам знакомы: Нижний Ингаш, Иланская, Канск, позднее Ачинск, Боготол…
И тут в вагоне послышались самые разные предположения. Один говорил: «Знаете что, мужики, может быть, что они везут нас домой на Волгу. Сейчас время уборки, зерно надо убрать под крышу, а людей нет, откуда же им и взяться, они ведь все на фронте. Тут мы самые лучшие работники, мы знаем всё о том, как там это нужно делать».
В разговор вступил другой: «Не болтай глупостей, Ханьяб, они не дали нам убрать хлеб в 41 -м году и, как можно было слышать, богатый урожай остался лежать на полях. А теперь они нам это и подавно не доверят».