Наконец, мы увидели впереди обещанную лесную речку, хлебная повозка стояла в тени старой березы, вблизи которой нам и разрешили присесть. Так нам отомстили за вчерашнюю дерзость. Да, энкаведешники не оставались в долгу, они знали свое ремесло.
Нам опять пришлось сгруппироваться по 4 человека, нам дали американские банки с пшенной кашей и немного хлеба и велели разжечь костры, чтобы сварить из пшенной каши суп - как-никак, горячее блюдо. Мы так и сделали. У каждого из нас на поясе висел свой котелок. Без него никуда, ведь на глаза всегда могло попасться что-нибудь съедобное, тут котелок и ложка были незаменимы…
Природа демонстрировала нам прекрасный вид. Был жаркий июльский день, вблизи меж деревьев извивалась маленькая речка, предвещая прохладу, вокруг царила благоговейная тишина. Невзирая на усталость, мы наслаждались мирной нетронутой красотой. Пшенный суп был быстро сварен, и мы упивались долгожданным обедом и живительным отдыхом.
Тут внезапно раздался выстрел. Что же там, ради всего святого, стряслось? - промелькнуло в голове у каждого. Но вот треснул и второй выстрел. Неужели кому-то пришла в голову безумная идея побега? Ведь при такой охране это было бы совсем безнадежное дело. А тут уже несчастного пронесли мимо нас к подводе. Оказалось, что человек попытался нарыть для своего пшенного супа пару картошек на картофельном поле, расположенном рядом за деревьями. Что произошло с этим человеком, раненым выстрелом, никто так и не узнал…
Большое старинное русское село Бондюг наверняка известно каждому, кого судьба когда-нибудь забрасывала в Усольлаг НКВД, ведь именно в этом селе находилось управление целого ряда лагерей для нас, трудармейцев, а также для всякого рода заключенных - как политических, так и уголовников. Село расположено на левом берегу Камы, и его жители, конечно, насмотрелись на бедствия всехтех многих тысяч, которых гнали через Бондюг в лагеря Тимшер, Чепец, Ильинка, Мазунья и многие другие, расположенные в верховьях Камы.
Мы прибыли сюда в дождливую ночь. Нам было разрешено разжечь огонь - один костер на 10 человек, чтобы высушить нашу промокшую одежду. Пока мы занимались этим в непогоду, из-за горизонта встало золотистое солнце, и костры потеряли свою притягательную силу. Вскоре нас поделили на отдельные группы: в каждый из указанных лагерей была назначена группа из 100 человек. Мы прослонялись еще до обеда. После еды переправились на барже на правый берег Камы. Там начался последний отрезок маршрута. Мы зашагали по тропе вдоль берега Камы, все время вверх по течению, к лагерю с загадочным названием «Мазунья». Ночь мы вновь провели под открытым небом. Все выбились из сил, ведь мы находились в пути уже полмесяца и истосковались по постоянному месту пребывания. Поэтому колонна растянулась на несколько километров.
Утром 18 июля 1943 г. первые из нас увидели высокое бревенчатое ограждение лагеря Мазунья. Долгий путь был окончен, мы с большим трудом перенесли его тяготы. Пока прибыли последние, прошли часы. Мы, добравшиеся до лагеря самыми первыми, уже смогли кое-что узнать о здешних условиях от немцев, которые в это воскресенье выполняли свою работу вне зоны.
Мазунья
Было бы безусловно уместно описать красоту природы, окружавшей нас вдоль Камы на пути от Бондюга к лагерю за колючей проволокой и даже поднимавшей нам настроение. Река несла свои тихие воды вольно и величественно, навстречу нашей родной Волге, ее берега красовались в зеленом убранстве высоких пихт и елей, берез и дубов. Вокруг царила глубокая тишина.
Ничто, совершенно ничто не напоминало обо всем том ужасном, что творилось в те же мгновения неподалеку от этих прекрасных берегов во многих лагерях для советских немцев.
И тут мы увидели в этой чудесной утренней свежести посреди реки две лодки с несколькими женщинами. В благоговейной тишине мы даже могли слышать их голоса, когда они довольно весело переговаривались. Очевидно, они заметили с реки нашу маленькую группу, опередившую всех других. К нашему удивлению, они стали грести в нашу сторону. Вот они уже причалили, и послышалось: «Доброе утро, мужики!» Мы ответили на приветствие и почувствовали себя как-то неловко, столь жалко мы выглядели. Женщины внимательно оглядели нас, спросили, кто мы и куда держим путь. Мы отвечали рублеными неуверенными фразами, глядя на женщин с благоговением и тоской, будто это были иконы.