Через 10 дней мы прибыли в Соликамск на Северном Урале, на последнюю железнодорожную станцию. Нас разместили в лагере для закпю-ченных, и началась регистрация. Записывая фамилию Бир, один сотрудник сказал с усмешкой: «Bier (пиво) - это хорошо, а ВгьИ (баланда) - плохо». Нам принесли гвоздей и досок, чтобы мы сделали санки для транспортировки своего багажа.
На третий день рано утром мы с вещами пешком отправились за 180 километров на север. По пути нам встретился старик, который тихо сказал: «Сюда приходят тысячи, но возвращаются лишь немногие». Так мы шли день и ночь, с перерывами только на недолгий ночлег в деревнях или лагерях. Прошла неделя, и цель становилась все ближе. За это время нам только дважды раздали горячую пищу.
Примерно за 25 километров от конечного пункта, у села Бондюг, нам предложили оставить свой багаж в сарае, чтобы еще в ту же ночь добраться до места назначения. Большинство так и сделало - ведь нам сказали, что завтра все будет доставлено. Но наш багаж прибыл не завтра и не через неделю, а только через месяц, причем далеко не весь.
Первый остров Архипелага
22 февраля 1942 г. поздно вечером мы, более тысячи немцев-тру-дармейцев, добрались до лагеря Тимшер. Охрана тут же впустила нас через открытые ворота в холодные бараки. «Слава богу, - подумали мы, - теперь есть крыша над головой, и нам будет уже полегче.» Но эту ночь мы, смертельно уставшие, голодные и промерзшие, провели в битком набитых бараках стоя и без сна.
Утром, после первой за месяц бани и санитарной обработки (мы были острижены наголо с головы до ног), нас впустили в натопленные бараки с двухэтажными деревянными нарами без матрасов и постельных принадлежностей. В нашей половине барака, размером примерно 12 на 10 метров, нас оказалось человек 90-95 - выходцев из поволжских сел Эндерс, Швед, Мариенталь и из Марксштадта. Родные и знакомые разместились поближе друг к другу.
Мы разыскали своих друзей и школьных товарищей в других бараках. При этом мы разглядели не только наше новое место проживания, но и 4-метровый бревенчатый забор и колючую проволоку вдоль забора с обеих сторон. На каждом углу лагеря находились высокие сторожевые вышки с вооруженными солдатами, которые ночью один за другим звенели по металлу. Входные ворота в лагерь находились на запоре и строго охранялись. Вне зоны размещались конюшни, мастерская, пожарная, штаб охраны, пекарня, склад, электростанция.
Теперь три раза в день выдавали легкую пищу и дважды хлеб. Уже на следующий день началась регистрация. Энкаведешники сняли у нас отпечатки пальцев, с каждого пальца по отдельности и со всех вместе. Медицинская комиссия в зависимости от здоровья и физического состояния зачислила каждого трудармейца в одну из 4-х категорий. Среди врачей в Тимшере были и немцы - например, Яков Бузик и Давид Бауэр из Марксштадта.
Всех по-военному разделили на взводы и роты. «Трудбатапьон Тим-шер» состоял из 4-х производственных рот и одной хозроты. Командиры рот и взводов назначались из числа трудармейцев. Нашим первым командиром взвода (его называли бригадиром) был бывший милиционер из Марксштадта по фамилии Дортман. Десятником назначили бывшего учителя Роберта Лоха из Эндерса. Наименьшая рабочая единица называлась звеном. Она состояла из 7 человек. Мои товарищи Генрих Айрих, Фридрих Эндерс и я попали в звено к Надержанскому. Он был из волынских немцев.
Все командиры и десятники ознакомились с рабочим местом, которое находилось в нескольких километрах от Тимшера, и получили в мастерской наши единственные орудия труда - топоры и пилы.
1 марта началась неописуемая эксплуатация немецких каторжников в Тимшере. В это утро начальник лагеря Булдаков произнес перед воротами краткую речь и затем показал, как спилить дерево ручной лучковой пилой. Это была единственная инструкция, после нее нас повели в лес.
С первого дня пошла тяжелая работа на лютом морозе и в глубоком снегу. Питание было жалкое. В обед часто не давали есть, выдавая взамен добавку за ужином, обычно в меньшем количестве. Хлебная пайка составляла менее 800 граммов, так как рабочая норма - 3-7 фестметров на рабочего - была невыполнима. К лагерному супу нам давали меньше каши или не давали совсем.
Мы быстро освоили нашу новую работу, но еще скорее теряли силы. Стали подкрадываться болезни. Одним из первых, о которых я слышал, умер преподаватель Браун из Марксштадтского педучилища. Обессиленные рабочие замерзали на рабочем месте. В мае умер наш звеньевой На-держанский.