Нам разрешалось писать письма только по-русски, не сообщая ничего плохого. Никто не должен был знать чего-либо о действиях НКВД в каторжном лагере. Мы получали ответы с зачеркнутыми словами и фразами. Моя 82-летняя бабушка написала мне с Алтая, что в чужой комнате без кухни ей живется дрянно и что брат и мать мобилизованы на очень тяжелую работу. Конечно, в Тимшере нам было очень плохо, но в ссылке были немецкие семьи с детьми старше трех лет и без бабушки, которым приходилось еще хуже. О них не заботился никто, включая и государство. Такие дети без родителей сбивались в группы и жили полудикими в землянках.
Режим дня в каторжном лагере
Утром в 6 часов всех будил громкий крик: «Подъем!» Бригадир еще с кем-нибудь тотчас шел за хлебом в хлеборезку. Там по ночам отвешивали половину заработанного хлеба всем армейцам и складывали хлеб для каждой бригады в отдельный ящик. Хлеб был влажным и тяжелым как тесто. Перед тем, как его отрезать, каждый раз приходилось макать нож в ведро с водой. Небольшие кусочки пайки хлеборез прикреплял к более крупным деревянными шпильками. В бараке бригадир распределял хлеб по списку. Хлеб поглощали за несколько минут. Чаще всего неумытые, построившись перед бараком, члены бригады шли в столовую. Там каждый получал в своей миске жидкий суп, практически без жира и мяса. Немного каши к нему давали только при выполнении нормы.
В 7 часов слышалось: «Выходи строиться!» Выстроившись перед бараком по пять человек в ряд, все направлялись к выходу. Охрана пересчитывала нас, и мы шли через ворота к мастерской. Там каждый получал топор или пилу, зимой на звено выдавали также одну-две лопаты. Дорога на работу была усеяна ветками и сучьями, а мы еле волочили ноги, и то один, то другой спотыкался и падал. Но встать нам удавалось с трудом, и мы сердились из-за этого. Устав, мы через час добирались до рабочего места. Каждый уже знал, чем ему там заниматься, об этом заботился звеньевой.
Какую работу мы выполняли в лесу? Зимой нужно было освободить от снега деревья, место для большого костра и дорогу посреди вырубки. Деревья пилили двое рабочих звена с 1 -й и 2-й категорией. При этом высота пня не должна была превышать трети его диаметра. Двое рабочих (сучкорубы) с 3-й категорией отрубали ветви, не врубаясь при этом в ствол. Другие, с 4-й категорией, тащили ветви к огню и сжигали их. Искру для костра добывали как в древние времена. Бревна надо было распилить ручной пилой до определенной длины, а затем еще уложить их штабелем у дороги. В конце рабочего дня приходил десятник и оценивал готовую древесину в фестметрах.
В 2 часа нам в лес приносили обед, но без хлеба. Вечером, после 7 часов, в бараке выдавали вторую половину хлеба, а в столовой - ту же еду, что и утром. Затем большинство в рабочей одежде падало на нары и тутже засыпало. Некоторые из вечно голодных армейцев еще плелись на помойку, собирали картофельные очистки и жарили или варили их на печке. За эту «еду» многие поплатились своей жизнью.
При столь скудном питании приходилось ходить в туалет только дважды в неделю. Голод довел моего знакомого до того, что когда он после долгих поисков не смог ничего найти и увидел в туалете оправлявшегося повара, то спросил меня: «Фриц, как ты думаешь… могу я это попробовать?» - «И думать не смей!» - был мой ответ.
Шли в дело больные издохшие лошади, а также кошки и собаки, искали даже крыс - пожиралось все. Вид у изголодавшихся людей был зверский. Армейцы, прибывшие из лагеря Чепец, говорили нам, что там еще хуже.
В 10 часов вечера ударами по куску железа подавался сигнал «отбой», и по лагерю больше не должен был ходить никто. После этого слышалось: «Перекличка!» Все должны были вставать у нар и отвечать, когда по списку зачитывалась их фамилия.
И так день за днем, месяц за месяцем, и никто не знал, как долго еще придется голодать, терпеть и умирать.
Дезертиры
На нас, армейцев, постоянно нагоняли страх. Так, говорили, что лентяи попадают в штрафные бригады и оттуда никто не возвращается живым. Рассказывали, что они находятся в лагере Чепец, в 10 километрах отТимшера. Лентяев у нас не было, имелись только люди, для которых топор был слишком тяжел.
Можно ли было дезертировать из Тимшера? Я не могу назвать подобных примеров. Выбраться наружу из зоны было нельзя. Большинство армейцев владели русским языком слабо или не знали его совсем и слишком обессилели. С рабочего места можно было пуститься в бегство, но не уйти далеко. Единственный путь к железной дороге, в Соликамск находился под строгим контролем. По обеим сторонам пути лежали болота, а зимой глубокий снег, да еще и при сильном морозе.