Так в нищете Тимшера прошел месяц в 5-й секции для меня и для других. Медкомиссия вновь обследовала нас, 90-95 слабосильных людей, и 55 из этого числа получили возможность отправиться еще на месяц для отдыха в ОПП лагеря Пильва.
Пильва
Шла весна 1943 года. С котомкой на спине мы отправились в путь в лагерь Пильва, находившийся примерно в 20-25 километрах от Тимшера. Прибыв туда, мы были внесены в список помощником врача, и каждый узнал свой точный вес. Теперь, после месяца отдыха в стационаре, мой вес составлял 45 кг при росте 1,67 метра. Питание было такое же, как в 5-й секции, только суп немного пожиже. К концу срока мой вес повысился до 47 килограммов. В это время мы выполняли в лесу у Пильвы более легкую работу - стаскивать и сжигать ветки.
Однажды нам было сказано: кто хочет на фронт, пусть напишет заявление. Все подняли головы. Тот, у кого была бумага, написал тотчас, другие стали искать клочок. Через несколько часов нам сказали: прекратить писать заявления! Почему? Вы нужны здесь. Была ли это провокация или что-то иное, мы понять не могли.
Ильинка
Летом 1943 г., под усиленной охраной вооруженных солдат, нас, более 100 человек, доставили из Пильвы в лагерь Ильинка. Сюда прибыло подкрепление немцев-армейцев из Ивдельлага (Свердловская обл.) и Краслага (Красноярский край). Из последнего поступили рабочие, физически более крепкие, чем мы. Теперь опять начались лесозаготовки. Сам лагерь во всех отношениях напоминал Тимшер. Однако питание несколько улучшилось, и в результате государство получало больше древесины, да какой: строевого леса, специального леса для военной промышленности, судостроения, телефонных и высоковольтных линий.
В лагере Ильинка трудились много и напряженно. Выходных, как и прежде, не было. Праздники объявлялись днями ударного труда. Для ускорения лесозаготовок нам разрешили уменьшить звено. В звене остались лишь 3-4, даже 2 человека. Поэтому каждый армеец должен был уметь выполнять все лесные работы. Так было и легче выполнять нормы.
В Ильинке мне запомнилось чрезвычайное происшествие: однажды ночью прямо в кровати убили нормировщика Карла Нетта из-под Одессы. В этой большой комнате жило наше немецкое руководство: бухгалтеры, плановики, мастера, десятники. Кровать Нетта стояла рядом с кроватью мастера по качеству Якова Рейфшнейдера, который в эту ночь дежурил в столовой.
Гроб с покойником неделю простоял в подвале. Долго искали преступника, его топор или нож, но тщетно. На похоронах должны были присутствовать все армейцы. Политрук в своей речи вновь обвинил нас - дескать, мы скрываем в своих рядах злодеев.
Мазунья
Летом 1944 г. некоторым лесозаготовительным бригадам пришлось перебраться из Ильинки в лагерь Мазунья. Здесь мы жили в бараках на высоком берегу Камы и работали на участке мастера Давида Дотца. Начальник лагеря Заякин, бывший заключенный, заботился о лучшем питании. Он хотел видеть рабочих, а не дистрофиков, которых называли доходягами. Заякин, простой человек, не демонстрировал своей власти над нами; это был первый начальник, вызывавший расположение.
Теперь ликвидировали военные названия подразделений, отменили охрану и ввели самоохрану. Мы свободно проходили через ворота, никто не дезертировал, работа пошла в гору. Лесозаготовительные бригады и дорожные строители мастера Дотца переселились в новые бараки, расположенные ближе к рабочему месту. В этом лагере-спутнике, который находился в 8 километрах от головного, было только два барака, столовая и баня. Начальником здесь был немец - Метцлер. Банщик жил до войны в католическом селе на Волге и играл в духовом оркестре. Об этом он рассказывал нам с увлечением.
Вокруг была болотистая местность, на работу мы ходили по двое друг за другом. От голода теперь больше никто не умирал, мы жили надеждой наесться досыта. Мы могли выполнять нормы, что гарантировало нам 800 г хлеба, некоторые даже добивались премблюда.
Лесозаготовительные бригады Франка и Брюггемана жили в одном бараке и соревновались друг с другом. Несколько подробнее об обоих бригадирах. Франка рабочие обеих бригад любили не только за его доброту: он умел обходиться с людьми. Он знал много немецких народных песен и был их запевалой. Вечерами любители пения собирались у Франка и затягивали одну песню за другой. Большинство армейцев слушали, сидя или лежа на своих койках после тяжелого рабочего дня. До этого пение находилось в полном забытьи, для него не было ни сил, ни желания. Но вскоре Франк покинул нас - как оказалось, навсегда. Он умер по пути в головной лагерь Мазунья при сильных болях в животе. Песня опять заглохла, но ненадолго. Один из певцов однажды вечером обратился ко всем присутствующим со словами: «Друзья, продолжим петь и назовем все песни одним словом - песни Франка». Пение началось вновь.