— Но иногда одного профессионализма мало, как ты думаешь? — заметил Гарри. Карл ничего не сказал в ответ, и Вагнер продолжил: — Иногда важно просто быть самим собой.
— Точно, — согласился Карл. — А кто тогда ты, Гарри?
— Сейчас речь не об этом. Мне известно, кто я, и менять что-либо уже поздно. Я говорю о тебе.
— Не обижайся, но, думаю, ты понятия не имеешь, кто я или что я.
— Я знаю, что за тобой нужно присматривать.
— Я сам о себе позабочусь.
— Не спеши сказать «нет». Присматривать за людьми — моя специальность, и я сейчас предлагаю то, что мне предложить не просто.
— И что же? — спросил Грэнвилл.
— Свою дружбу.
Карл задумался. Человек, который сейчас стоял рядом, угрожал ему. Причинил боль и вызывал глубокий, животный страх. Но, каким бы странным, а может, и глупым это ни казалось, Карл доверял Гарри.
— Не знаю, как подружились Дамон и Финтий,[3] — произнес молодой человек и протянул Вагнеру руку, — но я принимаю твое предложение.
Мужчины обменялись рукопожатием. Оно словно соединило их незримой нитью, и, когда ладони разжались, Гарри тихо спросил:
— Ты хоть понимаешь, во что ввязался?
Что-то в тоне Вагнера заставило писателя прислушаться. И испугало его.
— Какой-то бестселлер, — ответил Грэнвилл. — Его нужно написать в виде художественного произведения, иначе судебное разбирательство неизбежно. Скандальная книга, и вызовет большой резонанс. «Апекс» собирается издать ее огромным тиражом.
Вновь зазвучал тихий голос Вагнера:
— Не имеешь ни малейшего представления, верно?
Карл нахмурился.
— Так скажи мне, Гарри. Во что я ввязался?
Вагнер ничего не ответил, только собрал страницы дневника и написанные главы книги. Подошел к окну и внимательно изучил улицу.
— Знаешь, Карл, о чем я жалею? Печально, что ты не можешь оценить по достоинству хорошую сигару.
Он вытащил одну из кармана пиджака, развернул и обрезал специальным приспособлением кончик. Не зажигая, засунул ее в рот.
— Вот что я скажу, — произнес он, достав из кармана другую сигару и положив ее на стол перед Карлом. — Выкуришь, чтобы отпраздновать победу. За благополучное завершение.
Грэнвилл покачал головой.
— Вряд ли. Терпеть не могу табак.
— Сохрани ее. Я настаиваю. — Он бросил Карлу спички. — Может, ты еще передумаешь.
— С чего бы это?
— Никогда не знаешь, что может случиться, Карл. — Вагнер направился к двери и открыл ее. — Никогда.
— Не то чтобы я не ценил оказанную мне честь, — произнес писатель, прежде чем Гарри успел уйти. — Но откуда такое неожиданное желание стать моим другом?
Вагнер задумался, словно подыскивая нужный ответ. Затем кивнул, по-видимому удовлетворившись тем, что нашел.
— Потому что хочу, чтобы кто-то знал, зачем я это делаю. И потому, что все в этой жизни взаимосвязано. Понимаешь, о чем я говорю?
— О том, что тебе тоже может понадобиться друг?
Гарри довольно улыбнулся. А затем ушел, оставив Карла размышлять над тем, правильно ли он понял слова своего гостя.
6
Преследователь сидел в затемненной комнате, рассеянно смотря по телевизору ток-шоу. Что-то про Арнольда Шварценеггера и Марию Шрайбер. Вряд ли Преследователь смог бы сказать, что именно, — впрочем, передача его не интересовала. Звук он выключил. Шум мешал Преследователю собраться с мыслями. И свет тоже.
Преследователь сидел в темноте, пытаясь сосредоточиться.
До тех пор, пока не зазвонил телефон.
— Пора, — произнес голос на другом конце провода. — Сейчас самое подходящее время.
Голос говорил с отчетливо выраженным британским акцентом. Аристократичным, но в то же время по-уличному грубоватым, если знать, к чему прислушиваться. Преследователь знал.
— Так скоро?
— Мы завершили то, что было нужно. Нельзя тянуть слишком долго, ибо…
— Да, знаю, — перебил Преследователь. Его собеседник уже не раз излагал свою точку зрения по этому поводу. — Промедление смерти подобно.
— Возникло слишком много осложнений. Лучше устранить их как можно быстрее.
— Быстрее — всегда лучше.
— Это возможно?
— Все возможно.
Преследователь повесил трубку и торопливо оделся. Темно-синий льняной костюм. Белая шелковая рубашка. Красный галстук-бабочка. Черные высокие ботинки, отполированные до зеркального блеска. Затем выключил телевизор, запер дверь и отправился выполнять задание.
Несмотря на поздний час, на улицах было полно народу. Люди возвращались домой после приятно проведенного вечера. По мостовой сновали многочисленные такси. Преследователь остановил одно из них и велел ехать в центр города, туда, где Гринвич сливается с Дуэйн-стрит. Там было темно и тихо. Оживленные днем, склады, конторы и небольшие фабрики к ночи опустели.
— Вам точно сюда? — поинтересовался таксист, говоривший с сильным русским акцентом.
Преследователь протянул ему десятидолларовую купюру, вылез из машины и зашагал вниз по улице. Он остановился у стальной двери без вывески. Нажал на кнопку домофона, и его впустили. Внутри была мрачная и грязная лестница, усеянная разбитыми бутылками из-под мятного шнапса, одноразовыми шприцами и использованными презервативами. Равномерные ритмичные удары сотрясали здание. На самом верху лестницы находились еще одна неприметная металлическая дверь и еще одна кнопка звонка. Преследователь поднялся по ступенькам и позвонил.
Ему открыл человек, чье мускулистое тело почти полностью закрывало дверной проем. Мужчина был одет в майку без рукавов, на огромных, почти с человеческую голову бицепсах виднелись многочисленные татуировки. Он ухмыльнулся Преследователю и отступил в сторону.
Преследователь вошел.
Теперь в ритмичном буханье различалась мелодия. Перед Преследователем лежал целый лабиринт темных комнат, где люди танцевали, болтали и ловили кайф. Нелегальный ночной клуб без названия, без адреса и без ограничений. Там веселились модели и танцоры. Актеры. Модные фотографы. Музыканты. Спортсмены. Тусовщики. Белые и черные. Латиносы и азиаты. Натуралы и геи. Молодые, с поджарыми телами, блестевшими от пота. Там было очень жарко, а воздух пропитался тяжелым ароматом мускуса и марихуаны.
Преследователь протискивался между посетителями, ища нечто особенное. Он наткнулся на комнатку, где кроме нескольких диванов и стульев находился импровизированный бар. Там он наконец увидел то, что искал, — красивую блондинку, сидевшую с бокалом мартини у стойки. Высокая, красивая девушка с роскошным телом и потрясающими ногами. На ней было черное полупрозрачное платье из шелка, туфли на шпильках и больше ничего. Выглядела она лет на двадцать пять. Само совершенство. Идеал. Преследователь присел рядом с ней и тоже заказал мартини у бармена с пирсингом на нижней губе.
Когда принесли выпивку, Преследователь сделал глоток, затем повернулся к блондинке и произнес:
— Вы не возражаете, если я к вам присоединюсь?
Красотка вопросительно подняла бровь, легкая усмешка пробежала по полным, чувственным губам.
— Неужели эта фраза еще срабатывает?
— Ну, лично меня она пока еще не подводила. Где же я вас видел?
— Меня?
— Вы ведь актриса, не так ли? Наверняка. Господи, да вы просто должны быть актрисой!
Девушка слегка зарделась.
— В общем, да. То есть я пытаюсь. Недавно вступила в гильдию киноактеров. И действительно снялась в клипе группы «Смэшинг пампкинз».
— Наверное, в нем я вас и видел. Как насчет еще одного? — спросил Преследователь, подразумевая мартини.
Блондинка пожала плечами и согласилась.
Они успели выпить еще по одному бокалу, прежде чем уйти из заведения вместе; девушка хихикала и, спотыкаясь, норовила упасть на Преследователя.
— Черт, какая я пьяная, — бормотала красотка. — Ничего не ела сегодня. Наверно, поэтому. Я имею в виду, вчера. Потому что сегодня — уже завтра. Не знаю, как это меня угораздило…
Блондинка снова захихикала, и Преследователь понял, что она прекрасно знает.
Когда они ввалились в такси, девица все еще смеялась.
Они целовались жадно и страстно, впиваясь друг в друга так, что зубы клацали о зубы, когда такси со скрежетом сорвалось с места. Одна бретелька свалилась с молочно-белого плеча, наполовину обнажив совершенную грудь. Преследователь начал ласкать ее, то забирая весь сосок в рот, то едва касаясь его языком. Блондинка издала невнятный стон и, изогнувшись, закинула великолепные, с шелковистой кожей ноги на плечи спутника. Рот Преследователя опускался все ниже… ниже… прямо туда, где пульсировала скользкая и влажная плоть. Дрожь пробежала по телу красотки, она вскрикнула и крепче сжала ноги.
3
Дамон и Финтий — два пифагорейца из Сиракуз, образец истинной дружбы. Финтий за покушение на жизнь Дионисия II был приговорен к смерти, но для устройства семейных дел попросил отпустить его на короткий срок, оставив своего друга Дамона заложником вместо себя. Непредвиденные обстоятельства задержали Финтия, и Дамон уже был отведен на место казни, но тут, запыхавшись, появился Финтий. За столь преданную дружбу тиран отпустил обоих с миром.