Конечно, это советская, устаревшая доблесть – не жить в долг. Современная экономика без кредитов не работает – еще и поэтому Федор предпочитал иметь дело с теми, кто помоложе…
Краем глаза он отметил, как Севка вяло раздел вилкой сочный пельмень, отковырнул кусок мясного фарша и забыл отправить его в рот. Левая его рука ерошила густые, еще не поредевшие русые волосы, потом пальцы, забытые им, сползли по щеке вниз, на столешницу, и принялись собирать скатерть в мелкие, мелкие складки – как будто соборовался… Вдруг рука дернулась и наткнулась на стопку с водкой. Севка автоматически поднес рюмку к губам, глотка не сделал, а сразу вернул на место… Посидел, не двигаясь, резко встал. Скатерть за ним, но он этого не заметил. Не Натальина прыть – вся еда оказалась бы на полу.
А Севка нервно мотнул головой в одну сторону, в другую – будто огляделся. Соображал – где он? Хотел что-то спросить? Не произнеся ни слова, подошел к дивану, на валике которого лежала пухлая стопка книжных гранок. Встал на корточки и выудил из верхней части несколько листков. Правильно, их фамилии в начале алфавита – Федор-то просмотрел сборник перед тем, как сесть за стол. Дело прежде удовольствий…
Не замечая неудобной позы, Севка принялся читать, поднося каждую страничку к самому носу. Близорукий… Заметит ошибку – достает шариковую ручку из внутреннего кармана пиджака, кладет листок на твердый пол и сосредоточенно правит. Как поклоны кладет…
Федору стало не по себе, но тут Севка подал голос:
– Смотри-ка, тему твоей докторской переврали и пару лауреатств позабыли указать… Говорил же тебе: исправь интернетовские данные!
Голос, в котором звенела всегдашняя его гордость за друга.
За другого как за себя…
Восхищение, так взбадривающее в неизбежные минуты отчаяния…
Восхищение без ревности… Редкость…
Автобуса ждали молча, молча ехали: оба подустали. Жизнелюбу было комфортно в этом безмолвии, а Севка…
Севка проводил Дубинина до Казанского вокзала и подождал, пока он отлучался по нужде.
Выходя из сортира, Федор не сразу разглядел приятеля. Куда подевался? Возле касс, на том месте, где он его оставил, к закрытому окошку прислонился какой-то горбатый старик с остановившимся взглядом. Щетина появилась… Местами уже седая… Словно проплешины на землистых щеках…
– Чего сник-то! – Федор похлопал сутулую спину. Рукой хотел удостовериться, что не обознался.
Получилось слишком бодро. Неуместно. Губы весельчака брезгливо искривились. Себя самого застыдился…
– Со мной все кончено, Федя, – не раскрывая рта, утробно бормотнул Севка.
– Брось! Мы еще повоюем! – торопясь на последнюю электричку, отмахнулся Федор. Вторую ночь подряд торчать в Москве уж очень муторно. Не выспишься так, как за городом…
«Ничего, завтра же ему позвоню, – успокоил он себя. – Да и утро вечера…»
В голову не пришло, что до утренней мудрености еще надо суметь дожить…
Глава 8
Филипп скосил взгляд на часы. Ровно шесть. Чтобы ненароком не уснуть, он всю бесконечную ночь провел на коленях у Марфиной кровати, прислушиваясь, дышит ли она… Время от времени вскакивал – порывался вызвать «скорую», набирал 03 и бросал трубку: никак не придумывалось, что соврать, чтобы врач приехал, – лоб-то у жены холодный, и судорожные всхлипы были все реже, а как стемнело, и вовсе прекратились… Но это же ненормально – проспать почти целые сутки…
Солнечный луч упал на лицо Марфы. Задержался в спутанных волосах, погрел бледные веки, и они поднялись. Занавес снова открылся…
– Есть хочется… – удивленно проговорила она. Села и, опираясь на руки, ловко переместила попу к изголовью. Оперлась на кроватную спинку.
– Кофе? Мюсли? – тихо спросил Филипп, проверяя бытовыми словами, вернулась ли она к нему. И, не дав времени на ответ (испугался, что он будет отрицательным?), суетливо поторопился: – Я сейчас приготовлю, ты не вставай! – И, жалобно заглянув в глаза жены, метнулся из комнаты. – Может, лучше кашу геркулесовую сварить? – крикнул он уже из кухни. – Сколько хлопьев сыпать?.. Пожиже хочешь или погуще?.. А ее кипятком заливать или холодной водой?..
Обычная ситуация: чтобы получить завтрак в постель, слишком умелая хозяйка, избаловавшая близких своей ловкостью, должна встать, приготовить еду, поставить ее на поднос и снова лечь. Есть, правда, надежда, что любящий муж сумеет донести еду и по дороге не опрокинуть на себя горячий кофе…
Марфа не стала искушать судьбу. Заскочила в туалет, в ванной почистила зубы, халат на плечи – и вот уже они за своим шатким столом пытаются понять: почему она вырубилась? И почему именно на даче Мурата?..