Но Никифор Пастухов никогда не сдавался без боя. Увернувшись от цепких пальцев, успевших-таки сдавить самый кончик носа, резко изогнулся и ткнул кулаком в ненавистное лицо...
– Господи, и за что же мне мука такая выпала!.. Чуть ведь в глаз не попал. Да ты будешь вставать?!
Никифор зажмурился от яркого света. Ощупал под собой ватник, глянул на жену, стоящую перед ним на коленях, на часы.
– Сильвестина, два часа ночи... Чего ты еще выдумала?
– Какая я тебе Сильвестина! Я – Евдокия, Ев-до-ки-я. Ну что за дурацкое имя ты мне выдумал?.. Так и будешь всю жизнь на полу спать?
– Ночь на дворе, – проворчал Никифор, доставая с подоконника пепельницу. – Дня мало скандалить? Опять за талоны будешь пилить! Не убивать же, в самом деле, из-за утерянных талонов!
– То есть как это... Потерял?.. Да ты соображаешь, что говоришь? Теперь и на сахар потерял?
– На сахар – нет. Ты же, я думал, опять про талоны на мыло вспомнила, которые я в прошлом месяце... – Никифор, разминая пальцами окурок, старался не смотреть на жену.
– Нет, у людей нормальные мужья, а этот... В прошлом месяце ты талоны на мыло потерял, сегодня – на сахар, а завтра любовницу в ресторан поведешь!
– Завелась... Старая пластинка.
– Хватит раскуривать. – Евдокия вырвала из рук Никифора консервную банку с окурками. – Поднимайся!
– Дура ты баба. И чего тебе не хватает?.. Да у нас этого мыла до следующей перестройки хватит, – сказал он, натягивая спецовочные штаны, куртку. – И чего ты вдруг на ночь глядя луку нажралась?
В дверь их комнаты постучали.
– Нельзя ли потише? – ехидным голосом спросил сосед по коммунальной квартире.
– Только я одна должна обо всем думать, – прошептала жена, обидчиво поджав губы. – Нет, почему другие мужики все сами устраивают, а мой – трутень!.. Сегодня наша очередь у мебельного магазина дежурить... Вот тебе химический карандаш, тетрадка: будешь отмечать очередь во время переклички и записывать вновь прибывших... Хорошо б двухспальные привезли. – Евдокия мечтательно прикрыла глаза.
– Мне и на полу прекрасно спится, на ватнике, – сказал Никифор, вытряхивая из консервной банки окурки в свернутый из газеты кулек. – Полгода отмечаться таскаемся... Там на сигареты талонов не планируют, не слыхать?
– Никиша, говорят, на следующее полугодие запланировано диваны привезти и тумбочки под телевизор. Может, и нам достанется. А детские кроватки будут в следующем месяце. Так что скоро наш младшенький переселится из коробки из-под телевизора в настоящую кроватку.
– А зачем нам тумбочка, если у нас телевизора нет?
– Не зли меня, – прошептала жена. – Иди. И смотри не вздумай отметить того, кто на перекличку не явится. Вычеркивай сразу. Понял?
У мебельного магазина уже собиралась толпа. До начала переклички оставалось больше десяти минут. Никифор присел на корточки, привалился к входной двери, достал тетрадку, карандаш. Решил вздремнуть. Едва он закрыл глаза, как кто-то тронул его за колено:
– Господин... Господин Пастухов. Я принес выделанную шкуру тигра, убитого вами. Как вы просили, шерсть посредине выстрижена, китайским шелком вышита аппликация – женское имя Сильвестина.
– Молодой человек, позвольте и мне сказать. Я на прошлой неделе не смогла прийти на перекличку. Приболела немного. Я и справку принесла. Посмотрите.
– А наше какое дело? Не слушай ее, мужик!
– ...Когти позолочены. Напыление... У вас хороший вкус, господин Пастухов.
– Спекулянтка! Не ты ли вчера пыталась втиснуться в очередь на утюги?
– Пусть она со своей справкой в сортир сходит! Ха-ха!
– Наглость – второе счастье. Вычеркнуть!
– ...Глаза – изумрудные камни. Дивная огранка, не правда ли? Камни настоящие, не сомневайтесь. Мы дадим вам сертификат, подтверждающий подлинность драгоценного кристалла, который был приобретен...
– Она и на хлопчатобумажные носки записалась! И куда все хапает? Из-за таких сволочей обыкновенных зубных щеток не купить!
– Вы у нее паспорт... паспорт спросите!
– И национальность! Обязательно узнайте национальность!
– ...Клыки мы решили сделать из фарфора. Дело в том, что слоновая кость желтовата. Но это не обычный фарфор, а очень высокого качества.
– Есть у меня документы, есть. Вот, взгляните. И прописку посмотрите. Я в нашем городе и в блокаду жила... Внучка, понимаете, в институт поступила. Поживет у меня, пока общежитие построят. Мне сынок и денег прислал, чтоб диван купить.
– Знаем мы таких блокадниц! Почем очередь продаешь? Из-за вас, пенсионеров...
– Хватит! – крикнул Никифор, поднявшись с корточек. – Хватит, говорю. Устроили базар. Как ваша фамилия? – спросил у стоящей перед ним старушки.
– Сильвестина Янковская. Вот мой паспорт. Никифор встряхнулся, отгоняя дрему.
– Силь... Сильвестина? – Никифор растерянно глянул на старушку, перелистнул тетрадку. – Разве есть такое имя?
– Да вы загляните в паспорт, – улыбнулась старушка.
– Так... Ладно. Сильвестина Янковская, ваша очередь...
– Не имеешь права, – многоголосо рявкнула толпа.
– А вы и у него национальность спросите!
– А чего спрашивать? Эти сволочи горой друг за друга. Я вчера за колготками стояла...
Кто-то вырвал из рук Никифора тетрадку, толкнул от двери, ударил в спину...
Поднявшись с асфальта, он отряхнулся, потер ушибленное место и пошел прочь от мебельного магазина.
Услышав скрип тормозов, остановился.
– Господин Пастухов?.. Госпожа просила передать вам, что обстоятельства вынудили ее срочно вылететь на Гавайские острова. Она решила несколько месяцев пожить на вилле, принадлежащей ее матери.
– Скатертью дорожка, – проворчал Никифор, доставая из кармана кулек с окурками. Выбрал какой посолиднее и закурил.
– Господин что-то сказал?
– Я сказал, чтоб вы срочно взяли мой личный самолет и отвезли госпоже ящик хозяйственного мыла.
– Зачем госпоже столько мыла? Господин пошутил?
– Это русское мыло. Разве на Гавайских островах есть такое?.. А теперь вези меня на мою виллу. Может, госпожа передумала лететь на Гавайские острова.
– Какое, черта тебе в глотку, мыло?! Ты чего посреди улицы торчишь, сволочь! Дай проехать!
Никифор перебежал дорогу и, подняв воротник, скорым шагом двинулся домой. «Авось пронесет», – подумал он.
АВТОПОРТРЕТ
Он услышал всхлипывания женщины и проснулся. Нет, ничего не снилось. Может, и не женщина плакала, а ребенок, живущий этажом выше. Сейчас было тихо. Открыв глаза, он долго смотрел в потолок и силился вспомнить лицо матери, которое знал лишь по фотографии, проданной вчера вместе с ажурной бронзовой рамкой случайному прохожему. «Надо было фотографию себе оставить, – подумал он, поднимаясь с кровати. – Выкинет... Зачем она ему?» Он даже хотел бежать туда, где состоялась купля-продажа, но не смог вспомнить места. Взгляд ткнулся в яркое пятно на выгоревших обоях. Опять напряг мозг, но вспомнил только рамку и эмалевые – в виде ромашек – медальоны в ее углах. «Ромашка... Отец называл ее Ромашкой». Ему стало жутко от мысли, что уже никогда не вспомнит родного лица. Пальцы потянулись к темному пятну на обоях, и хрусткая бумага затрещала под ногтями, обнажая штукатурку.