Военное командование пригрозило усилением мер в случае, если население на референдуме о независимости, который должен был состояться 30 августа, проголосует не так, как надо властям. Стоит отметить мужество граждан, которые проголосовали за независимость. Индонезийские военные, в свою очередь, выполнили обещание и заставили сотни тысяч людей покинуть их дома, подвергли разрушению большую часть страны. Впервые свидетельства репрессивных мер получили освещение в американской прессе. 8 сентября администрация президента Клинтона выпустила официальное обращение, в котором подтвердила ранее принятую позицию: Восточный Тимор «подотчетен правительству Индонезии, и мы не хотим нарушать сложившуюся систему отношений». Несколько дней спустя, при сильном давлении международного сообщества и граждан Америки, Клинтон в одночасье свернул двадцатипятилетнюю политику поддержки преступной деятельности Индонезии в Восточном Тиморе и сообщил индонезийскому военному руководству, что США не намерены далее оплачивать их преступления. Индонезийские военные моментально вышли с занимаемых территорий, позволив австралийскому миротворческому контингенту ООН занять нейтральные территории{102}.
Вывод из всей этой истории прост: как неустанно твердила горстка оппозиционных активистов и критиков индонезийского режима на протяжении последних двадцати пяти лет, не было никакой необходимости применять угрозы и силовые меры. Достаточно прекратить быть соучастником одного из самых ужасных преступлений конца XX века, чтобы остановить насилие. Но никто не извлек урока из данных событий. Вместо этого, в связи с возникновением угрозы имиджу США, была запущена целая доктринерская система, позволившая подобрать нужные доводы и представить ситуацию в благоприятном свете. События в Восточном Тиморе продемонстрировали, что внешняя политика США приобрела более благородные черты по мере того, как лидеры цивилизованного Запада подтверждали свою приверженность «высоким принципам и ценностям».
Такая обработка смысла происходящего свидетельствует о значительных достижениях политтехнологов Белого дома. Возможно ли скомпоновать гипотетический событийный ряд таким образом, чтобы обоснование целесообразности того или иного политического решения не представлялось бы возможным.
Ситуация в Восточном Тиморе является важным примером, который раскрывает суть новой эпохи Просвещения и служит иллюстрацией нормы «гуманитарной интервенции» в действии. Хотя здесь не было никакой интервенции, не говоря уже о «гуманитарной»{103}. Все страны, находящиеся на пике своей популярности, открыто заявляли о своем участии в преступлениях, совершаемых в Индонезии на протяжении десятилетий, вплоть до момента, когда раздались возгласы одобрения.
Однако главной иллюстрацией того, что новая эпоха Просвещения вступила в свои права, стал конфликт в Косово, где США и их союзники действовали непосредственно и проявили значительную степень «альтруизма» и «нравственного рвения». Они «внедряли кардинально новый подход использования силы и превосходства в международных отношениях», когда «в ответ на депортацию более миллиона косоваров из их родным мест» были нанесены бомбовые удары, которые якобы служили целям «защиты и избавления бесправных косоваров от страданий»{104}.
Именно такая версия событий принята в академических курсах истории. Статьи в СМИ, аналитических журналах и мнения академической среды редко в чем-то от нее отличаются. К примеру, в некоторых статьях говорилось, что в ответ на «вспышку насилия» в Косово в 1998 году сербские вооруженные силы «провели серию этнических зачисток, что заставило более половины албанского населения оказаться в изгнании… Продолжающееся кровопролитие вынудило власти США и их союзников… провести массированную бомбардировку… в результате которой албанские беженцы смогли вернуться в места своего проживания»{105}. «Весной 1999 года оказалось, что [сербами] была осуществлена еще одна зачистка». «Албанские косовары вынуждены были спасаться бегством и, уходя на территории соседних регионов, пересказывали многочисленные истории о массовых казнях и принуждении покинуть места их проживания». Эти факты «спровоцировали бомбовые удары сил НАТО» 24 марта{106}. Таким образом, военная кампания в Косово была направлена «исключительно на обеспечение безопасности жителей региона… стала актом милосердия, по существу», равно как и участие вооруженных сил США в данном конфликте{107}. Это было «абсолютно правильное решение», считает известный политолог Тимоти Гартон Эш. «Многочисленные убийства и этнические чистки, санкционированные властями Сербии, грозили перерасти в полномасштабный геноцид, и поэтому откладывать осуществление военного вмешательства более не представлялось возможным»{108}.