На кровати, сперва отодвинув образ ее красивого зада в светло-зеленых штанах, Б. П. сообразил, почему ему пришла на ум та история. Потому что боялся рассыпаться в Лос-Анджелесе, как ее муж в лесу — среди прочего, тот нарочно отстал, чтобы сожрать последние сандвичи, предназначавшиеся всем троим, и выдул остатки воды, так что найти ручей или ключ стало важнее, чем найти машину. Пятисотдолларовые туристские ботинки превратили его ноги в малиновое желе, а к концу дня он впал в паранойю и со слезами объявил, что Б. П. и его жена сговорились убить его, чтобы стать любовниками и завладеть деньгами. И все это из-за простой десятичасовой прогулки, озадаченно подумал тогда Б. П., а еще его изумило, что жена продолжала интересоваться флорой и фауной и с середины утра делала вид, что мужа не существует. Они были в двух часах хода от машины, когда Б. П. определил их местонахождение, но не сказал этого, чтобы проучить мужика за его плохое поведение. Уже перед самым выходом из леса муж зашвырнул свой сотовый в прудик, заросший водорослями, белыми и желтыми кувшинками. «Это безобразие, милый, бросать телефон в такой красивый пруд», — сказала жена. В какой-нибудь сотне шагов от опушки мужик схватился за голову и закричал: «Я слышу рев!» — а был это всего-навсего трейлер с бревнами на дороге. После он не смущался, а вел себя самодовольно, обвиняя во всем органическое слабительное, которое принял накануне, чтобы выгнать шлаки. Его жена и Б. П. с изумлением наблюдали, как он выхлебал всю оставшуюся в машине воду и слопал два энергетических батончика, не поделившись с ними. Б. П. получил поразительный урок того, как тебе не хочется вести себя в короткий свой срок на этой земле. Она высадила Б. П. у его крытой толем хижины и сунула ему в руку потную пятидесятидолларовую бумажку. Муж тем временем постанывал во сне на заднем сиденье. «Спасибо за волшебный день», — сказала она, глядя прямо перед собой, словно дворник на ветровом стекле был самой интересной вещью на свете. Б. П. съел на ужин трехфунтовую банку свинины и в сумерках протопал восемь километров до города. Карбюратор его фургончика барахлил, и он немного устал, но как устоять перед соблазном таверны Фрэнка, если у тебя полсотни долларов чистыми?
Мораль воспоминания была с библейским оттенком, типа «препоясать чресла», то есть кончай дергаться и веди себя так, как будто знаешь, что делаешь. Любой может превратиться в жидкое говно, даже если ты обучен делать йогу и имеешь избу за сто тысяч с двумя туалетами. Семь дней он гопничает, две трети страны покрыл, пора бы определиться на местности. Он, конечно, не понимал, что когда по-настоящему засаднило сердце от неприкаянности, это уже глубинный зуд заживления. Пятнисто-розовый потолок над ним затуманился и отплыл, и он отправился в обычно игнорируемую местность сновидений, где простой пруд с карпами в ботаническом саду Калифорнийского университета постепенно превратился в могучую реку, по которой он плыл на бревне. Негодяи в фуражках преследовали его на лодке и стреляли в него, подгоняя к колоссальному водопаду. В последний миг перед тем, как низвергнуться с грохочущей водяной стены, его тело взмыло в воздух, и он, с вытянутой вперед шеей, услышал тяжелое хлопанье и скрип своих крыльев. Он ощущал себя очень тяжелым, но удерживал высоту и летел по течению, высоко над яростным потоком. Крылья устали, отяжелели, и он стремительно пошел вниз, но как-то ухватился за белую сосну на берегу. Озадаченный неожиданным спасением, он посмотрел на свое тело и увидел, что он наполовину медведь, наполовину птица.
Зазвонил телефон на тумбочке, и трубку неуклюже сняла лапа.
— Алло, — хрипло прорычал Б. П.
— Что у тебя, на хуй, с голосом? Это Боб напоминает тебе, что ты заезжаешь за мной в восемь, значит, примерно через час. Ты понял?
— Конечно. Только что кончил йогу и сейчас занимаюсь прической, — сказал Б. П., откашляв голос от всех медвежьих остатков.