Николай потянулся, разминая затекшую спину:
– Может сбацаем игрушку какую? Да кинем на рынок. Сами.
– Сами, сами, – Михалыч засопел, запивая леща пивом, – Сами. Я давно об этом думаю. Вон и Кристинка объявилась. Она у поляков гражданство получила.
Кристинка не откажется. Она уже и почву зондировала. Возьмет на себя техническую работу. И фирму зарегить можно за бугром. Подальше от этого бардака. Будет куда слинять, когда совсем тухло станет.
А чего делать будем?
– Подумаем. Начнем с того же. Под новой крышей. Наработки с собой заберем. На ноль выйти хватит.
– Бордели уж больно надоели. Исписался. На баб уже глядеть неохота.
– Семейные игры, исторические приключения, космические путешествия, войнушка. Придумаем, – Николай пожал плечами. – Чего огород городить. Тут места всем хватит. Имя кое-какое наработали. Народ нас знает.
– Мне больше всего «Сотворение» понравилось! Сотворил господь то, сотворил се. Приятно работать. Книжки почитал, простор для художника. А то бабы, да бабы.
Можно добавить, что-нибудь вроде Черта, чтобы мешался. Для интриги. И пойдет, и поедет! Можно и в сетевом, и в консольном вариантах.
– Подумаем, спешить не станем, процесс осуществим планомерно и вдумчиво. Звони Кристинке, пусть готовит документы.
Приятели удовлетворенно замолкли. Разговор назревал давно, оба были довольны, что их мысли совпали.
– Клим, ты знаешь, – задумчиво начал Николай. Михалыч сразу же напрягся. Сыч вдруг назвал его по имени, случалось это не часто и означало, что тот хочет сказать что-то важное.
– Климушка, у меня не выходит из головы концепция, которую соорудил Кондаков! «Станут последние первыми, а первые последними»!
Николай помолчал и, сделав усилие, закончил:
– Чем же мы не «последние»!
– Да конструкция! – Михалыч с комично-возвышенным выражением поднял палец к небу.
– В Писании и правда есть. Я проверил. А как же ему, Писанию, не верить!
– Я и верю. Но как же быть с именем? Помнишь, что сказал Проф? Нужен код, до которого потомки не додумаются! Вот и подумал бы, ты же у нас математик! Да еще с творческим приветом!
– Знаешь, дружище, а ведь мне по этому поводу, можно сказать, знаменье было.
Климентий вышел из комнаты и несколько минут рылся в закромах. Наконец он вошел и водрузил на стол, рядом с пивом, темную, увесистую железяку.
– Вот, – торжественно произнес он, аккуратно развернув скрывавшую ее тряпицу. В ней лежало то самое старинное распятие, колониальной работы.
Помня о судьбе Валерки, он никому о нем не рассказывал. Однако, прошло много лет, и сегодня ему захотелось похвастаться редкой вещицей. Тем более, что повод нарисовался сам собою.
Распятие стояло среди огрызков леща, тускло мерцая медными плоскостями.
– Что это, – Николай с интересом взял в руки древнюю приблуду. Не сказать, что он сильно разбирался в антиквариате, но в юности тоже прошел через увлечение стариной.
– Именно за эту штуку Валерка – алкаш из соседнего дома, семь лет назад получил три дырки. Помнишь?
Ник, конечно, помнил эту историю, из-за которой ментари неделю трясли их квартал. Город в ту пору был уже относительно тихий. Разборок с применением недешевого закордонного оружия, стрелявшего парными очередями, случалось немного. Тем более, что его жертвой стал не бизнесмен или чиновник, сидевший на земельных участках или госсобственности, а запойный пьянчужка, ничего не имевший за душой.
– Что за знамение?
– А ты прочитай!
– Dominus fortitudo, – по буквам стал разбирать Ник, – Turris fortissima nomen Domini.
– И что это значит?
– «Господь – твердыня» и «Имя Господа – крепкая башня». Это отсылка к Книгам Царств и Притчам.
«Господь – твердыня моя и крепость моя, и избавитель мой».
«Имя Господа – крепкая башня: убегает в нее праведник – и в безопасности»
– Кроме того, вот!
Михалыч щелкнул пружинкой, и из полости на стол выпали две старые-престарые игральные кости из оленьего рога.
Глава 47
С этого момента события стали развиваться стремительно.
Вроде никто из мужиков нигде и ничего не болтал, разве что Николай, да и то, в Москве, Алке на ушко. Однако уже через неделю, когда Михалыч возвращался с работы, его машину подрезали. Двое поджарых, прилично одетых субъектов, больше похожих на феэсбешников, чем на бандитов, без суеты выбили боковое стекло, обездвижили Клима паралитическим аэрозолем из баллончика и вытащили из машины.
Когда Климентий очнулся, он ощутил себя привязанным к стулу в довольно большой комнате без окон, в подвале какого-то особняка.
– Звони боссу! – услышал он, – Начинаем!