Спустя секунды Анджей посмотрел на девушку другим взглядом, осознанным и чистым:
— Ты понимаешь, что могла все испортить? Богдан и все остальные… они не помогут мне решить проблему. А школа…. для схватки это не самое подходящее место…
— Ты всегда жалеешь человеческие жизни, — словно бы с отвращением проговорила Алла, не глядя на брата.
— Этому городу хватает с нами проблем, — в свою защиту сказал Анджей и продолжил, — Я пытаюсь избежать лишних смертей, вот и все!
Сестра неуверенно дернула плечом, словно бы разговор ей наскучил, и посмотрела на брата. Из бод шелковистых длинных ресниц ее темные глаза были как для граната на абсолютно белой коже.
— Человеческие жизни это лишь пепел, Анджей. Они рождаются и умирают. Снова рождаются и снова умирают. А мы, — мурлыкающий голос Аллы напоминал кошачий, — Мы живем вечно, и всю эту вечность провести, так как сотню лет до? Я бы не хотела, и ни кто из нас не хотел!
— Я знаю, но…
— И я хочу освободиться. Как и Алан, — Алла напряженно поднялась на стройные ноги и посмотрела брату в глаза, — Как и ты. Но потерять тебя — не могу.
Если бы Анджей не знал, какая на самом деле самовлюбленная и эгоистичная его младшая сестренка, то ее слова могли бы вызвать в нем сожаление, но сейчас он чувствовал, как в ней говорит чистой воды самовлюбленность.
— А вместе… вместе мы справимся с девчонкой и ее силой.
— Вместе мы только усложним ситуацию, — на своем упорно стоял парень, — Ведьмы не так просты, как тебе кажется, Алла. Наша активность лишь усилит их желание приструнить ее силу и тогда, когда амулет будет защищать ее. Ни кто! — по слогам проговорил он, — Ни кто не сможет прикоснуться к ней!
— Брат, — послышался голос Богдана, и Анджей резко обернулся.
Парень застыл в дверном проходе, облокотившись на косяк и сложив могучие руки на крепкой, мужественной груди.
— Ты так плохо думаешь о нас?
Сделав несколько шагов вдоль комнаты, Богдан присел в кресло так грациозно, как будь то на него направлены миллионы камер папарацци, а хрупкое тело Аллы уселось рядом на подлокотник. Девушка положила хрупкую ручку Богдану на плечо, но продолжала смотреть на брата.
— Если ты думаешь, что я хочу отобрать у тебя всю славу, то ты ошибаешься, — насмешливо продолжил Богдан. — Ты гордость отца! Каждый это знает и ни кто не хочет заменить тебя, — в каждом слове Богдана читалось лицемерство, что, буквально, испытывало стойкость Анджея, — Мы просто хотели помочь тебе с этим, не легким делом. Ведь каждый из нас знает, как важно освобождение темных сил от заточения….
— Я полностью согласна, — в комнату вошла Зарина и села на подлокотник кресла с другой стороны от Богдана.
Теперь, когда это тройка была в сборе, Анджей понимал, насколько их стремление убить Эмили сильно.
— Это дело нашей семьи, и мы хотим учувствовать в снятии проклятия с дочки Дерябиной…
Грудь Анджея то вздымалась вверх, то опускалась от тяжелого грудного дыхания. Словно бы кислород мог спасти его. Но нет! В кислороде парень не нуждался. В голове пульсировала только одна мысль:
— Эмили должна выжить!
Он стеснялся этих мыслей и злился на самого себя, что не может быть жестоким. Хотя бы по отношению к девчонке!
И как только рождался план по ее убийству, сомнения и растерянность буквально сводили его с ума.
Все долгие годы своего существования, он верил, что сняв это проклятие, обретет настоящую свободу, о которой твердил Алан. И все, все его братья и сестры были настроены лишь на жажде свободы. Но сейчас, парень не мог даже и думать о том, что он способен убить невинную жертву ради собственной выгоды.
Он зажмурил глаза, а образ Виолетты уже поджидал его за углом разума. Анджей напрягся.
Где же тот кровавый убийца, что требовал свободы еще несколько десятков лет назад? — спрашивал он сам себя, но тут же замолкал, боясь услышать ответ.
— Брат, — он почувствовал на своем плече хрупкую ручку сестры и чуть повернул голову в ее сторону, прислушиваясь. Алла шептала, — Разреши нам помочь. Все будет просто, Анджей. Если мы вместе убьем девчонку, и она окажется простой ведьмой, мы перенесем это вместе… это нас не убьет…
От слов Аллы он словно бы выпил пузырь яда, и его грудь пронзила боль, будь то бы, лед внутри дал трещину. Напряженные мышцы лица свидетельствовали только об одном — его пожирает жажда, которую он не мог контролировать, но слишком сильно хотел побороть.