Подойдя к столу, Леонид Владимирович оперся руками о кресло и, засмеявшись, проговорил:
- Ну, наконец-то, на четвертом году меня стали узнавать по походке! И это не самое худшее, по чему можно узнать человека. Что касается сотрудников редакции "Голос Приморска"... - он сделал эффектную паузу, ... то они в который раз подтвердили: любое мероприятие с их участием - это экстремальное, незабываемое шоу с массой сюрпризов. - Поцюк сел в кресло и обратился к Осеневу: - Спасибо, Дмитрий Борисович, за музыкальное поздравление. И чтобы окончательно закрыть этот вопрос, поясню: у нас с господином Осеневым нормальная ориетация, просто мы оба любим репертуар Гарика Сукачева.
После его слов, поддержанных веселым смехом, на Димку обратились сплошь умильные, влюбленные взгляды, в некоторых он прочел даже недвусмысленно отраженную зависть. Так должно быть придворные некогда смотрели на счастливчика, коему фортуна выкинула козырную катру быть фаворитом. Просчитав всю ситуацию за считанные минуты, Осенев не смог скрыть улыбки.
После пары-тройки реплик с мест отдельными смельчаками, тоже, видимо, пожелавшими быть отмеченными "его сиятельством", началась собственно конференция. Как и предполагал Дмитрий, сенсационных открытий она не принесла. Очередное мероприятие, очередная "галочка", за которыми в ближайшие дни последуют столь же скучные и набившие оскомину отчеты о "встрече журналистов с городским головой Пацюком Леонидом Владимировичем".
С трудом подавляя приступы жесточайшей зевоты и украдкой смахивая слезы, Осенев дождался конца конференции, задав пару вопросов, на которые и без мэра давно знал ответы. Но, как говорится, не ради ответов, а дабы соблюсти приличия. После окончания народ дружно потянулся к выходу. Резво подхватившись и незаметно потянувшись, Дмитрий тоже было направился к выходу, когда внезапно ощутил на себе пристальный, призывный взгляд. Он поднял голову и увидел сосредоточенно-тревожные глаза Пацюка, остановившиеся на нем. На ходу пеговариваясь с коллегами, Осенев слегка продвинулся вперед и, подойдя к мэру, громко сказал:
- Леонид Владимирович, прошу прощения за несанкционированную музыкальную паузу. Видимо, кто-то из ребят решил пошутить, зная, что я иду на встречу с вами.
Мэр засмеялся:
- Я наслышан, у вас все в редакции - большие шутники. Недавно с "Беркутом" "пошутили".
Они обменялись несколькими шутливыми фразами. Во время разговора Пацюк открыл принесенную с собой папку и быстро протянул Димке сложенный вчетверо лист бумаги, одними губами произнеся:
- Не здесь. Там все сказано. Очень прошу вас помочь.
Дмитрий мгновенно спрятал листок в блокнот, обратив внимание на косо брошенный взгляд вертевшейся неподалеку пресс-секретаря. Однако более всего его поразило выражение лица мэра. Это была застывшая маска, в которой, как в маске греческой трагедии, рельефно, грубо и символично отражались одновременно страдание, страх, безысходность и боль. Осенев кивнул головой, попрощался и направился к выходу.
Он выходил из здания исполкома, когда в кабинете одного из влиятельных людей Приморска раздался телефонный звонок. Три звонка, тишина. Снова три, тишина. Человек, сидящий за столом, дождался еще одного звонка и поднял трубку.
- Это частное предприятие "Кипарис"? - услышал он.
- Нет, вы ошиблись. У "Кипариса" последние цифры два и ноль.
И телефонная связь между абонентами разъединилась. Зато через двадцать минут на одной из улиц Приморска неприметные красные "жигули", каких по городу в этот час можно было встретить достаточно, мягко затормозив у тротуара, подобрали быстро юркнувшего в салон пассажира. Машина отъехала и неспешно покатила в сторону старого города, вскоре затерявшись в его кривых улочках, переулках и проходных дворах.
А в это время, убрав в чехол дорогой фотоаппарат, со скамейки парка, расположенного напротив горисполкома, поднялся молодой человек. Он прогулочным шагом проследовал до главпочтампта, где войдя в кабинку, сделал всего один телефонный звонок. Затем, выйдя из здания, несколько минут постоял на ступеньках и, весело насвистывая, сбежал с них, зашагав к автобусной остановке.
В здании исполкома, на втором этаже, в приемной мэра на пульте селектороной связи ожил микрофон.
- Зинаида Витальевна, - послышался голос Пацюка, - в ближайшие пятнадцать-двадцать минут меня нет ни для кого. Ни для кого, - с ударением повторил Леонид Владимирович.
- Даже для... - попыталась уточнить секретарь, но мэр нетерпеливо ее перебил.
- Меня нет для кого бы то ни было! - повысив голос, раздраженно бросил он.
- Хорошо, Леонид Владимирович, - поспешно согласилась секретарь.
А, Пацюк, отключив всю связь, словно погрузился в тяжелый, тревожный и нескочаемо-долгий сон-забытье...
"... Это конец: карьере, семейным отношениям, да, черт возьми, и жизни! Если все подтвердится, останется бежать из города, не разбирая дороги. Хотя... А, что, хотя? Поехать в столицу к высоким покровителям, поплакаться в жилетку? Но и так, можно сказать, на одной ноге балансирую. Чуть что - полечу и... Еще и место расчистят, чтобы наверняка, в лепешку!
Но ОНА какова?!! Столько лет скрывать! Я и не знал, что ОНА в этом городе живет, что у меня растет сын. Аннушка, Аннушка, что же ты наделала?.."
Пацюк не без усилия выбрался из кресла, подошел к окну. Отодвинув жалюзи, медленно обвел взглядом прилегающую площадь.
"Кто знает, может, смотрю на нее в последний раз, - подумал мэр и в душе слабо и забыто шевельнулось тоскливое чувство безысходности и тщетности. Неприятно и ощутимо закололо сердце. Отведя полу пиджака, он ладонью стал осторожно массировать левую половину груди. - Неужели подтвердится?! - в который раз, внутренне сжимаясь от стремительно накатывающей волны ужаса, запаниковал Леонид Владимирович. - Сын. Мой сын. Мой сын - убийца... Господи, за что ?!! Что такого я сделал в жизни, чтобы до подобного дожить?!! Ведь не было ничего, Господи, честное слово, не было. Не было? - острием клинка ввернулось в сознание отринутое и глубоко запрятанное даже от самого себя воспоминание. - А Ряшинцев - прежний мэр?
Пацюк зажмурился, словно обступившая темнота способна была навечно и бесследно погребсти под собой давнюю встречу, на которой в главной столице решались судьбы Ряшенцева и его собственная.