- Ты ошибаешься.
Я выполнил ее просьбу, добавив в голос больше холодка, чем обычно.
Я совсем не понимал ее. Хотя я обвинял ее в убийстве, она улыбалась. Из-за ее искренности я почти поверил, что она ничего не скрывала.
Абсолютная самоуверенность просачивалась сквозь самообладание? Или она думала, что сможет отразить все мои обвинения?
«Этого недостаточно. Пока я не погружусь глубже и не пробью ее скорлупу изнутри, мне никогда не увидеть того, чего я желаю».
- Я все думал, - начал я. – Не слишком ли ты объективна в отношении своих родителей? Ты настолько спокойна, словно говоришь о совершенно чужих тебе людях.
На лице Цукимори проступило сомнение.
- Думаешь? Мне семнадцать, и я уже не в том возрасте, чтобы зависеть от своих родителей. Разве в остальных семьях по-другому?
Я незамедлительно возразил:
- Конечно, по-другому.
Цукимори замолчала и нахмурилась.
- Ох, ну же, тут точно что-то неладно. Твоя мать составляла планы по убийству твоего отца! Вы же одна семья, тебе надо было остановить ее!
Глаза Цукимори на миг расширились.
- Знаешь, почему я спрашивал о том, что ты делала, когда нашла рецепты? Потому что я надеялся, что ты скажешь, что хотела отговорить ее. Но ты говорила только о своих мыслях по поводу рецептов…
Она приоткрыла свой рот, желая что-то сказать.
- Ты вообще хотела остановить ее?
Беспомощность, отразившаяся на ее лице, ответила на мой вопрос яснее, чем любые слова.
Она съежилась, обняв свои стройные ноги.
- Пусть ты почти и не общалась с родителями – странно, что всем вокруг вы виделись идеальной семьей.
Вспоминая поведение Цукимори, я понял, что семья все же была для нее не на последнем месте. После смерти родителей иногда она выглядела очень слабой. Я уверен, семью терять она не хотела.
- Они были неинтересными?
Вот какой вывод я сделал.
Про неинтересные для себя вещи я тоже говорю равнодушно.
- Скорее, нам просто не нужно было интересоваться друг другом, - пробормотала она. – Знаешь, я не ненавидела своих родителей. Честно. Просто семья Цукимори была основана на идее индивидуализма. Невмешательство в дела друг друга было нашим неписанным правилом. Только так мы и могли поддерживать гармонию в семье.
Словно вспоминая, Цукимори слегка прищурилась.
- Я с детства все делала сама. Мама без папы тоже не унывала. Отец же просто следил за бюджетом и не вмешивался в хозяйство. Хочешь верь, хочешь нет, но когда я была ребенком, я считала его добрым дядей, который снабжал нас деньгами.
Ее губы скривились в самоуничижении.
- Как ты и сказал, я никогда не задумывалась о том, чтобы остановить свою мать.
С бессильной улыбкой она опустила взгляд.
- Я приняла рецепт убийства, поскольку считала, что у мамы были свои мысли и своя жизнь. Но, наверное, ты прав – мне нужно было остановить ее.
Она сжала кулаки, ногти впились в ладонь.
- Если бы я росла в другой семье, я бы повела себя по-другому.
Цукимори подняла голову.
- Но знаешь, - беззаботно сказала она. – Меня воспитывали так с самого рождения.
Ее глаза были поразительно чистыми. В искренней и величавой внешности не было ни капельки сожалений. По моему мнению, Ёко Цукимори была очень сильной.
Но в то же время такой одинокой.
В этот возвышенный момент, она была прекрасна и эфемерна, как мираж, заставив трепетать бабочек в моем животе.
- Тебе не было одиноко?
Она прямо ответила на мой вопрос, покачав головой. «Ни капельки», - и улыбнулась.
Жить, не полагаясь ни на кого, должно быть, довольно одиноко. Однако она утверждала, что ничего такого не чувствовала.
- Даже теперь? – я вновь задал ей этот вопрос. – Тебе все еще не одиноко даже сейчас, когда твои родители умерли?
По мне жить так – ужасно одиноко. Может быть, я бредил, но Цукимори, молча сидевшая на качелях, так и выглядела.
Мигом позже она неловко улыбнулась и взглянула на небо. Луна, отражавшаяся в ее глазах, придала им золотистое сияние.
Когда она вновь посмотрела на меня, она заявила:
- Мне не одиноко…
Сейчас она говорила абсолютно серьезно.
- Потому что ты пришел сюда ради меня, Нономия-кун.
В ее глазах и на ее губах не было и тени улыбки.
В этот памятный момент ее улыбка все-таки исчезла.
Часы на башне начали отбивать двенадцать часов.
Ей незачем было убивать своих родителей. По крайней мере, я не мог придумать причн.
Я полностью уверился, что Ёко Цукимори ничего такого не совершала.
И все-таки ее родителей больше нет.
Я прошептал:
- Не знаю, что и сказать.
Да и о чем тут говорить?
Я поднялся с перил, потому я не мог больше сидеть, и пошел в парк, оставив ее позади.
Приводя мысли в порядок, я медленно шел и ощущал землю под ногами при каждом шаге. Мои ноги сами вели меня к обрыву с хорошим видом на город.
Наконец, я дошел до этого обрыва.
Он был обозначен проржавевшей зеленой оградой примерно на уровне пояса. Я перегнулся и посмотрел вниз. Падать отсюда недолго.
Я положил скрещенные руки и подбородок на ограду, из-за чего вся ограда немного прогнулась. Я смотрел на город.
Освещенные улицы заполнили мой взор. Ему было далеко до потрясающей ночной столицы, но мне нравился родной город.
Несмотря на небольшие размеры, в нем всегда что-то происходило. В эту ночь где-то там, внизу неслась красная спортивная машина, которую вел детектив. Не спит ли еще та любительница шоколада? Маленькая девочка, напоминавшая обезьянку, наверняка уже прибыла в страну снов.
Лица людей, которых я знал, промелькнули перед глазами, словно слайд-шоу.
- Разве не очаровательно? Это я и хотела показать тебе, Нономия-кун.
Девушка, которая мелькнула в моей голове последней, похоже, была связана с девушкой, наблюдавшей за городом рядом со мной.
Пронизывающий ветер взъерошил ей волосы. Она обняла себя за плечи.
Это напомнило мне о дождливом дне, когда она полностью вымокла.
Я ни за что не смог бы забыть, как тогда спросил ее, почему люди убивают друг друга. Конечно, я не забыл и ее ответ.
Как только это воспоминание всплыло в памяти, тело внезапно начало дрожать, я стал хихикать.
- Я все-таки нашел ответ. Я, наконец, понял, почему ты убила своих родителей! – прошептал я.
Она лишь спокойно сказала:
- Вот как.
Я видел ее лишь краем глаза, равно как и она меня.
- Потому что тебе этого захотелось.
Когда я, смеясь, сказал это, она ответила с улыбкой девочки, получившей конфетку:
- Ты великолепен.
Как она и сказала той ночью, лишь словом «захотелось» можно было объяснить то, у чего не было причин.
Я засмеялся, потому что этот ответ был очень глуп. Кто в это поверит?
Единственными, кто смогли понять это, были я и… Ёко Цукимори.
Она вдруг подошла ко мне.
- Если все, что ты сказал, - правда, то я ужасная женщина, - прошептала она мне на ухо. – Убила своих родителей, обманывала всех, дурачила тебя и все еще живу, ни о чем не заботясь.
В тот момент… полупрозрачная шаль начала падать на землю.
- Но ведь иногда человека не сковывают правила. Он не ограничен ничем, обладает ужасающей свободой…
Я оторопел. Она, ни секунды не сомневаясь, запрыгнула на ограду, и забор стал медленно прогибаться к пропасти вместе с ней.
- Нономия-кун. Тебе решать! Если ты не накажешь меня, ужасная женщина Ёко Цукимори останется на воле.
Сидя на ограде, она сделала немыслимое –отклонилась назад, к пропасти. Ее волосы спадали вниз в бездонную тьму. Только ее белые стройные руки удерживали стройное тело от падения. Ее белоснежная шея была прямо перед моими глазами.