Варвара Мадоши
Гексаграмма
Часть I. Высокий блондин с личной охраной
История 1. Ана
В аместрийском языке слово для пустыни одно, но лиц у пустыни множество. Каменные уступы, каньоны и террасы в полосах многолетних минеральных отложений — жилища недобрых богов посреди бесконечных растрескавшихся равнин. Ряды барханов, уходящие за горизонт — золотые моря. Ледяные лабиринты, где между зелеными и синими глыбами прессованного снега демоны холода и ночи охотятся равно на осторожных и беспечных путников.
Великая Пустыня между Аместрис и Ксерксом начиналась у северного моря, как скрепленные льдом скалы, и продолжалась на юг бесконечным песчаным полем. Она стала пустыней недавно — по космическим меркам. Всего несколько веков назад здесь жили люди: постигали мир, растили детей, зарабатывали деньги.
Путешественникам из Аместрис было в руинах не по себе.
Алхимики точно знают: со смертью тела душа не исчезает бесследно. Эдвард Элрик, знаменитый Стальной, который получил титул государственного алхимика в двенадцать лет — и отказался от него в шестнадцать — случалось, говорил: «Безбожные ученые ближе к богу». Ирония судьбы. Наука доказывает то, к чему религия боится приблизиться.
И все равно вопросы остаются.
— Жутковатое местечко, — заметил Джерсо, подходя к облюбованному странниками пятачку и вываливая на пол сухие стебли. — Наш проводник говорит, пустынная лоза долго горит. Можно костер развести.
— Здорово, — согласился Альфонс Элрик, для друзей Ал, — тоже алхимик, но, в отличие от своего старшего брата, мало кому известный.
Он помешивал кашу над примусом и слегка волновался: не подгорит ли?
— Почему жутковатое?
— Занпано поднял голову от книги (насколько знал Альфонс, какой-то детектив). Поправил очки.
— Хрен знает, — Джерсо передернул под «пустынным плащом» могучими плечами. — Как будто призраки…
— Я думал, ты не суеверен, — пробурчал Занпано, не отрываясь от книжки.
— Да ну тебя, — отмахнулся Джерсо. — Не суеверен… станешь тут…
Джерсо хотел что-то добавить, но покосился на проводника — невзрачного усатого коротышку, возившимся поодаль с мулами — и промолчал.
Наступала ночь. Высокие колонны, обломки стен и ступени понемногу откусывала темнота. Журчала вода, падавшая из ржавой трубы в выщербленный мраморный бассейн.
Свистел в пустыне ветер; над огоньком маленького примуса нависало высокое многозвездное небо.
Четыреста лет назад здесь было великое государство. Потом его место заняла пустыня.
Десять лет назад сюда пришли беженцы, спасаясь от войны. Потом и они покинули эти места.
Возможно, еще через пару лет в старый Ксеркс доберутся киношники — если отношения с Сином потеплеют. А вскоре не будет уже никого — все занесет песком.
— Станешь тут суеверным, — повторил Джерсо, садясь и поддергивая брюки, хотя стрелок на них сроду не водилось. Последний год он работал охранником в банке, привык к костюму. — Когда знаешь… — он оглянулся и понизил голос, — как они умерли.
— Или как они не умерли, — заметил Альфонс Элрик, снимая кастрюльку с примуса. — Ну-ка, попробуйте.
— Очень даже.
— Вкусно, — подтвердил Зампано, облизывая свою ложку. — Что ты хочешь сказать — «не умерли»?
— Я хочу сказать, — Ал говорил, понизив голос, — что души этих людей вошли в состав двух философских камней. Так что призраков тут быть не может.
Джерсо и Зампано переглянулись.
— Говори что хочешь, но мое звериное чутье… — начал упрямо Джерсо.
— Господин Чжи, — крикнул Ал. — Что вы возитесь? Идите ужинать.
— Одну минуту, — откликнулся Чжи суховатым голосом. — Здесь призраки бывают. Амулеты надо развесить.
Трое путников переглянулись.
— Вот! — Джерсо поднял толстый палец. — А я что говорил?
Перегорел короткий закат; ночь накрыла небо над пустыней издырявленной звездами шкурой. Всхрапывали у поилки мулы: они спали лежа, как в конюшне — привыкли.
Спал Джерсо, забыв о призраках и о «зверином чутье» — широко развалившись и выставив огромный жабий живот.
Спал Зампано, положив голову на скрещенные руки.
Бодрствовал только Ал Элрик.
Отчасти потому, что была его очередь караулить. Проводник уверял, что кроме змей и скорпионов здесь опасаться некого — а от них помогает волосяная веревка, разложенная вокруг спящих. Но и Альфонс, и химеры, не сговариваясь, решили выставлять охрану.
Пустыня молчала; призраки не появлялись. Зато в голову одна за другой приходили мысли — причудливые, словно океанские рыбы. Звезды над головой казались ярче и ближе, чем на острове, где они с братом месяц жили в детстве.
Интересно, а обереги помогают от привидений?..
Альфонс нащупал в кармане кусок металла, который Уинри сунула ему с собой «на удачу».
Нет, обереги не могут помочь; обереги нужны только людям.
Проснулся проводник. Долго возился, ворочался в своем спальном мешке, потом вылез, сел рядом с Альфонсом, набил трубку.
— Не холодно, юноша? — спросил он.
Проводнику не спалось и хотелось поговорить.
— Я закаленный, — пожал плечами Альфонс. — Если не затруднит, расскажите что-нибудь о Сине?
— О Сине? — Чжи скосил на него недоверчивый взгляд. — Едете в страну, а ничего о ней не знаете?
— Почему, знаю, — не согласился Альфонс. — Но ничего кроме старых книг, слухов, газетных статей… вы знаете больше. Вот про императора…
— Что про императора? — вздохнул проводник. — Император молодой, но за вожжи взялся крепко… Вон, тайную полицию создал.
Говорят, он в нее не людей набрал, а злых духов. Мысли читают, проступки вынюхивают… Говорят, казни будут. Или мятеж.
— А вы как думаете?
— Ну, что я думаю… Есть один из старших принцев, Юдэн Ликай[1]. Сильный клан, земель много… Хитрец, каких мало. Старый император его любил. Сейчас он с нынешним императором союз заключил, но кто его знает, как все повернется. За другим принцем, Ченьюем Бо, большие деньги стоят, банки… А император, да воссияет над ним, когда еще принцем был, собрал вокруг себя малые кланы — Чань вот его поддержали… — проводник начал раскуривать. — Сказать, не сказать?
— Я уже забыл, что вы сейчас скажете, — дипломатично заметил Ал.
— А, ладно! Я человек рисковый. Яо — они всегда темными делами ворочали, что при старом императоре, что при новом… Не знаю, удержат они власть или не удержат, но шороху немало будет, помяните мое слово. А мне что? Мы люди маленькие. Водим тихонько свои маршруты…
Проснулся, шумно всхрапнув напоследок, Джерсо. Долго возился, выпутываясь из спальника, фыркал, умываясь ледяной водой. Потом подошел сменить Ала.
— Призраков видел? — спросил он деловито.
— Ни одного, — покачал головой Альфонс. — Наверное, они нас испугались. Столько народу!
Проводник хмыкнул и выпустил кольцо дыма.
Ал улыбнулся. Он не мог заставить себя бояться привидений.
А вот вести о Лине Яо его встревожили. Мало ли, с чем он официально выступает по аместрийскому радио; если в стране в самом деле свирепствует тайная полиция, не проще миновать Син стороной?
Но как же письма? И обещания?
Альфонс Элрик спал. Ему снились пустынные улицы, одинаковые квадратные дома с плоскими крышами; люди, одетые, словно ишвариты, с белой, как у аместрийцев, кожей и золотыми волосами. Широко раскрытыми ястребино-желтыми глазами хозяева его сна — мужчины, женщины и дети — смотрели в безоблачное синее небо. Все они были мертвы.
Алу снилось, как он идет по этим улицам под палящим солнцем и ищет воду. Он знает, что если напоить горожан, они проснутся. Тут есть вода, он точно знает, точно помнит это. Но фонтан с одинокой струей журчит где-то за домами, под аркой, вон в том тупике, вон за тем домом, и никак не находится.
1
Здесь и далее мы, в меру возможности и наших знаний, используем стандартную систему Палладия (это сделано не выпендрежа ради, а для благозвучия и чтобы не запутаться). Все имена написаны слитно, а не через дефис (Юдэн Ликай, а не Ю Дэн Ли-кай), первым идет имя, вторым фамилия. По той же причине: Chang = Чань, а не Чанг; Lan Fang = Ланьфан, а не Ран Фан или Лан Фанг. Единственное исключение сделано для Лина (по идее, Lin = Линь).