Лейтенант Прокофьев, более осведомленный в этих вопросах, чем капитан Сервадак, объяснил ему все это в присутствии графа в первый же день плавания. Он, как и большинство русских, в совершенстве владел французским языком. Разговор, само собой разумеется, зашел о тех необычайных явлениях, причину которых лейтенанту Прокофьеву так же, как и капитану Сервадаку, до сих пор не удавалось установить. И раньше всего они коснулись вопроса о новой орбите, по которой двигался земной шар начиная с 1 января.
— Ясно, капитан, что Земля движется вокруг Солнца не по своему обычному пути, — сказал лейтенант Прокофьев, — в силу какой-то неизвестной причины она значительно приблизилась к Солнцу.
— Я в этом больше чем уверен, — ответил капитан Сервадак, — но теперь остается узнать, не пересечем ли мы орбиту Меркурия после того, как пересекли орбиту Венеры.
— И не упадем ли в конце концов на Солнце, где и найдем свою гибель, — добавил граф.
— Но это было бы крушением Земли, и каким страшным крушением! — воскликнул капитан Сервадак.
— Нет, — ответил лейтенант Прокофьев, — мне думается, можно с уверенностью утверждать, что Земле не угрожает падение. Она не летит навстречу Солнцу, а несомненно движется вокруг него по новой траектории.
— Можешь ли ты привести какое-нибудь доказательство в пользу твоей гипотезы? — спросил граф.
— Могу, — ответил лейтенант Прокофьев, — и довольно убедительное. Если бы земной шар действительно падал на Солнце, развязка наступила бы в кратчайший срок и мы уже сейчас оказались бы на чрезвычайно близком расстоянии от нашего центра притяжения. Если бы Земля падала на Солнце, это значило бы, что внезапно прекратилось действие центробежной силы, которая в сочетании с силой центростремительной заставляет планеты двигаться по эллиптическим орбитам, и тогда мы бы упали на Солнце через шестьдесят четыре с половиной дня.
— Каков же ваш вывод? — спросил капитан Сервадак.
— Что Земля не падает на Солнце, — ответил лейтенант Прокофьев. — Прошло больше месяца с тех пор, как она движется по новой орбите, однако Земля успела пересечь только орбиту Венеры. Стало быть, за этот промежуток времени земной шар приблизился к Солнцу лишь на одиннадцать миллионов лье из разделяющих их тридцати восьми миллионов лье. Поэтому мы вправе утверждать, что Земля не падает на Солнце. Именно в этом наше счастье. Вдобавок мне кажется, что мы начинаем отдаляться от Солнца, так как температура понизилась и сейчас на острове Гурби не жарче, чем в Алжире, будь Алжир по-прежнему на тридцать шестой параллели.
— Ваши выводы, лейтенант, очевидно, правильны, — сказал капитан Сервадак, — Земля, конечно, не летит навстречу Солнцу, а по-прежнему вращается вокруг него.
— И все же, — ответил лейтенант Прокофьев, — не менее очевидно и то, что в результате катастрофы, причину которой мы с вами тщетно стараемся открыть, Средиземное море вместе с африканским побережьем передвинулось в тропики.
— Если африканское побережье еще существует, — заметил капитан Сервадак.
— И если существует Средиземное море, — присовокупил граф.
Все те же неразрешенные вопросы! Во всяком случае, бесспорным было одно: Земля постепенно отдаляется от своего центра притяжения, и ей не угрожает падение на поверхность Солнца.
Но что же все-таки сохранилось от африканского материка, остатки которого пыталась найти шкуна?
За двадцать четыре часа пути «Добрыня» наверное прошел уже мимо тех пунктов алжирского побережья, где находились города Тенес, Шершель, Колеа, Сиди-Ферруш. Однако даже в подзорную трубу ни один из этих городов не был замечен. Всюду, где раньше морскую стихию сковывали берега материка, теперь простиралась безграничная водная пустыня.
И все же лейтенант Прокофьев не мог ошибиться: судя по компасу, по довольно устойчивому направлению ветра и по лагу, определяющему скорость шкуны, а также пройденный ею путь, в тот день, а именно 2 февраля, «Добрыня» находился на 36°47 широты и 0°44 долготы, то есть в том месте, где надлежало бы находиться столице Алжира.
Но недра разверзшейся Земли поглотили город Алжир, как и Тенес, Шершель, Колеа и Сиди-Ферруш.
Сдвинув брови и стиснув зубы, капитан Сервадак с ненавистью смотрел на необъятное море, которому, казалось, нет границ. Жизнь проходила перед ним вереницей воспоминаний. Сердце больно сжималось. В столице Алжира он провел несколько лет: в памяти его вставали образы товарищей, друзей, которых сейчас уже нет в живых. Он обращался мыслью к своему отечеству, к Франции, спрашивал себя, не распространилась ли эта ужасная катастрофа и на берега его родины. И он снова тщетно искал хоть какие-нибудь следы затонувшей столицы.