Вульф Шломо
Гекуба
Шломо Вульф
Гекуба
Справка: Гекуба (Гекаба), в "Иллиаде" жена троянского царя Приама, мать Гектора, Парисса, Кассандры и др., потерявшая в Троянской войне мужа и почти всех своих детей. Образ Гекубы стал олицетворением беспредельной скорби и отчаяния.
ГЛАВА ПЕРВАЯ. РОЖДЕННЫЕ СВОБОДНЫМИ
1.
"Из толкования текста Библии ускользнула удивительная деталь, - смеялся Мирон, отодвигая выпитую горячую чашечку. - Мало того, что евреев вернули в пустыню за упорное и тупое недоверие к Тому, кто своими чудесами доказывал могущество и расположение к избранному народу. Мало того, что целое поколенье было обречено на скитания и смерть вне Земли обетованной. За сорок лет евреи так и не набрели хоть на какой-нибудь Кувейт, ради которого нас защищал бы сегодня весь мир! Бродили, бродили, а овладели единственным на всем Ближнем Востоке клочком земли, где черного золота как раз и нет. В результате, для сильных мира сего наша судьба не важнее зыбкого биржевого курса. Кошелек важнее "оплота демократии в регионе". Президентскому креслу гораздо больше угрожают десят-ков бензовозов, перекрывших автомагистрали в Европе и Америке после очеред-ного подъема цен на горючее, чем безопасность стратегического союзника. Гарантия сохранения этого кресла - растущий банковский счет избирателей. Ради этого можно поступиться не только принципами, но и самим существованием любой экономически бесполезной страны. В случае успеха нашего проекта все немедленно забудут такие понятия, как "сионизм", "антисемитизм", "Арафат" и "Палестина" в пользу единственно приличных - "прибыль", "нефть" и "доллары". На нашу защиту будут брошены все силы мирового сообщества.
"А тебе не кажется, - налил себе ледяную колу красавец Давид, - что мы без нефти только потому, что без мозгов." "Мы? - усмехнулся Мирон. - Кого ты имеешь в виду? Нас с тобой, или бесграмотных партийных назначенцев, окруженных такими же экспертами, что десятилетиями и не подпускали к решению проблемы "чужих" только потому, что те умнее их самих. "Мы" тут ни при чем. Нефть, скорее всего в Израиле есть. Всевышний, как всегда привел евреев туда, куда надо. А евреи, как всегда, ему не поверили. А потому побираются по всему миру, вместо того, чтобы стерпеть ум и знания других евреев. В Союзе все тоже говорили "мы", а вершили наши судьбы "они". И "мы" их терпели. Как теперь терпим тех, кто говорил, говорит и всегда будет говорить вот таким людям, - Мирон кивнул на эскизы на столе, - что они слишком квалифицированные, чтобы быть хоть как-то востребованными в еврейской стране, сложившейся к моменту их приезда на "родину". Ибо в противном случае, невостребованными были бы другие." "Поэтому ты и прячешь от меня своего умельца?" "Я не тебя имел в виду..." "Почему же? И у меня нет нужного образования и опыта. Впрочем, у каждого свой бизнес. И свои приемы."
С просторного балкона офиса Заца в Герцилии открывлся искрящийся на солнце безбрежный простор. Где-то там, за синей гранью моря. отделенной от голубого купола небес горизонтом, поисковые батискафы обнаружили на глубине трех километров столько нефти, сколько вряд ли есть в Саудовской Аравии и Ираке вместе взятых. Эскизы проекта способа добычи этой нефти и транспортировки ее в Израиль, что лежали на столе и без которых батискафам просто незачем было там рыскать, выглядели особенно примитивными на фоне открывшихся перспектив. Трудно было поверить, что на основании этих бумаженций концерн Заца подал заявку на покупку глубоководного участка морского дна, еще не поделенного, как континентальный шельф, между странами бескорыстного мирового сообщества...
"Я предлагаю назвать этот проект ГЕКУБА, - сказал Мирон. - Как символ буду-щей беспредельной скорби и отчаяния арабов, лишившихся своего единственного козыря в международных отношениях - цен на нефть." "Согласен. И надеюсь, что охрана добывающего комплекса и трубопроводов от носителей этой печали обой-дется нам и нашим уже естественным союзникам дешевле, чем терпимость к ис-ламскому террору от Филиппин до Македонии через Афганистан, Кашмир, Киргизию, Палестину, Чечню и Косово." "Рано или поздно, - подхватил Мирон, - благодушным демократам придется запретить монстра, как был запрещен нацизм. Но ключевое условие этап такого решения - независимость Запада от исламской нефти." "Дело в "мелочи", - пожал плечами Давид. - Чтобы расчеты твоего подопечного не оказались туфтой, как это часто случалось с подобными разработ-ками. А почему ты его мне не показываешь? Все бумаги без имени или адреса автора. У вас, ватиков, это так принято во взаимоотношениях с обожаемыми олим?" "Если я буду представлять моим заказчикам всех, кто приходит ко мне со своими проектами, то я потеряю..." "Комиссионные?" "Доброе имя. Если я кого-то представляю, то как бы ассоциируюсь с ним. А эта публика совершенно не умеет себя вести в приличном обществе. Даже прожив в свободном мире много лет." "Не сказал бы. Мне приходилось встречать очень достойных людей из новых репатриантов. Языковая проблема - не спорю. Но манеры - выше всяких похвал. Да и ты сам?.." "Я создавался здесь, заново и из другого теста. Я приехал с таким отрицанием всей прошлой жизни, что начинал цивилизоваться с чистого листа. А эти долго, а то и навсегда продолжают жить прошлой биографией. Для них Гекуба - алия. С ней они связывают потерю своего социального статуса. Для них смысл жизни - достойная работа. Многие из нынешних сторожей, безработных и пенсионеров принадлежали к профессиональной элите Союза. Они привыкли быть красой и гордостью своего предприятия. И только потому, что о евреях там судили именно по ним, на моей бывшей родине не было массового антисемитизма. Здесь и сегодня эти глубоко разочарованные люди составляют протестный электорат любого горлопана. Они уже не верят ни в сионизм, ни в демократию. Им нелегко считать Израиль своей любимой и, тем более, любящей матерью-родиной. Остается только удивляться их здоровому еврейскому патриотизму." "Ты хочешь сказать, что при ином раскладе такая мощная прослойка высокообразованных европейцев в нашей стране могла бы послужить ядром новой нации на месте продукции "плавильного котла"?" "Вот именно! А мы им предложили насиль-ственную деградацию." "Деградацию? О чем ты говоришь? Алия на удивление удачно вписалась в общество." "Я говорю об определенной волне. Они появились на пике алии - в самом начале девяностых годов.. Ехали сюда не "за", а "от" - от надвигающихся погромов, чужого национализма во всех союзных республиках. Решили, что и у них есть своя республика - Израиль. И вдруг поняли, что местная титульная нация еще более чужда им, чем тамошняя. А обратной дороги не было - их за отъезд в Израиль лишали советского гражданства, прописки, работы и имущества." "Но ведь до этой волны подобного "прозрения" не было? "И после нее тоже! До них был относительно слабый поток беженцев из "империи зла". Их приняли с посильным радушием, обеспечили жильем и работой. И после роковой волны и речи быть не могло о каком-то разочаровании. Люди достоверно знали из свободной прессы и переписки о специфике нашего общества. И ехали они из новой России, что в социальном плане была много хуже Израиля. И с теми же нулевыми профессиональными возможностями. В отличие от бедолаг 1990-91, олим конца девяностых оставили за собой квартиры на случай возврата, сохранли все свои сбережения, а потому легче смогли встать на ноги в Израиле. Да это был уже другой слой советского общества, знающий, что такое бизнес и умеющий организовать его здесь. Они не хуже нас знают, что любой капитализм отправляет людей, подобных этому, - Мирон постучал пальцем по листкам, - на дно жизни, а вверх выводит их противоположность. Позади такая же борьба за выживание или безнадежность. Для них Гекуба в равной мере и там, и тут." "А что, твой таинственный гений бедствует в Израиле?" "Он? Не думаю." "И чем же он занимается? Насколько я понимаю, из уровня представленных материалов, он далек от современной инженерии." "Я понятия не имею, чем он зарабатывает себе на жизнь. На прямой вопрос он ответил..." "И как же?" "Тем, чем почетно заниматься в таком обществе. За это более-менее прилично платят. И прикрывают меня, если что." "Зачем же ему связываться с тобой?" "Какая нам разница?" "Ты прав. Главное - надежность проекта. Ты сказал, что попросил проверить эти расчеты ученых его же разлива, бывших созидателей великой державы. Я слышал, что у "русских" ревность к идеям соплеменников развита еще сильнее, чем у нас." "Еще бы! На любое изобретение мои эксперты набрасываются как цепные собаки на чужого в доме, из которого им выносят кости. Все, к чему можно было придраться в проекте, подверглось яростному разгрызанию. Мне пришлось за хвосты оттягивать их от жертвы." "И что же от нее осталось?" "Да все и осталось! Неуязвимо." "А экспертам ярость разума не заменяет?" "Заменяет, конечно. У них такой опыт в этом отношении, что остается только изумляться техническому паритету Союза с Америкой. Но специалисты они классные, дело свое знают прекрасно, а потому саму идею, очистив от их слюны, я могу оценить достаточно трезво. Тем более, что друг к другу мои эксперты относятся не менее агрессивно, чем к автору проекта. А его они считают дилетантом и авантюристом априори! Я их стравил между собой и потребовал письменно изложить претензии не только к моему подопечному, но и друг к другу." "А как он отнесся к этой... дискуссии? Не обиделся?" "Он категорически отказался не только встречаться с экспертами для обсуждения своего проекта, но и комментировать их заключения, предоставив это мне. Ты мне слишком мало платишь, сказал он, чтобы еще подставляться всякой мрази." "А... ты ему платишь? - изумился красавец с царским именем. - Вот бы никогда не подумал..." "Нет, конечно, - в том же тоне откликнулся Мирон. - Он имел в виду то, что я ему обещал в случае заключения с ним контракта." "Его долю в случае реализации проекта?" "Ишь ты! Подскочил на стуле... Никакой конкретной доли я ему и не думал определять. У нас и договора-то никакого нет, раз этот дурак, как мне кажется, открыл свои know how. Просто я пообещал взять его на работу в поднимаемую компанию. А он категорически отказался. Не желаю, говорит, иметь дело с любой израильской или совместной компании." "Чего же он хочет за свою идею и работу над проектом?" "Он потребовал... чтобы ему пожизненно платили по тысяче долларов в месяц, вне зависисмости от прибылей и вообще от реализации проекта. Такой договор он готов подписать немедленно." "Но... его проект тянет на десятки миллиардов прибыли его владельцам!" "Он уверен, что ему не заплатят и доллара из любой прибыли и что его условия - максимум того, на что он может рассчитывать. Впрочем, сомневается, что получит и это." "Почему?" "По мере общения я выяснил, что он в Израиле не верит никому и ничему. Не любит людей, партии, государственные институты и чиновников, природу, овощи, фрукты, язык, манеру общения, климат, архитектуру, искусство, море. Без агрессии, но, по-моему, не менее тяжело, глубоко и безнадежно, чем арабы." "Психически больной? Как можно все это не любить!?"