— Хотите у нас работать?
— Да.
— Здесь тяжело…
— Рассказали.
Повисло молчание, будто Расмус Роулинг накрыл трубку рукой и советуется с кем-то в комнате; Стефан представил огромного бородача в галстуке и кирзовых сапогах; рассмеялся тихо; в окно врывалось солнце; «интересно, там есть весна?»
— Эй, а как вас зовут? — снова в ухе возник голос издалека.
— Стефан ван Марвес.
— Голландец, что ли?
— Предки…
— А-а… Это хорошо. Значит, море в генах есть… Ну, приезжайте. Знаете, как до нас лететь? До столицы, потом на север — до полюса; там через полюс вас заберет вертолет. Скажите ваш адрес; мы вам деньги вышлем…
— Мне не нужны деньги, — но Расмус уже не слышал; проорал обратно адрес; «правильно?» — и отключился; словно убежал. Стефан смотрел на телефон, и радость наполнила его, как кувшин наполнился бы водой; для цветов с полей; Река приносил такие Капельке, и они стояли долго-долго; «они стоят так долго, потому что кувшин глиняный, это особая магия», — повторяла весело Капелька…
— Прощай, Капелька, — прошептал он; а назавтра вечером был опять семейный совет; «я думал, ты будешь у меня в журнале работать», — повторял дядя, мама морщилась от дыма его сигар; сухой и тяжелый, словно камин плохо разгорался; папа молчал, сложив перед собой узкие, как и лицо, руки; Эдвард кривился: для него Стефан был черной овцой; и еще — он женился два года назад, а детей всё не было; и только одна мама поняла — «оставьте его в покое; всё за него уже сделали, жизнь расчертили, график; а он сам хочет пожить».
— Мы видели, как он сам умеет жить, — Эдвард кинул взгляд, будто чиркнул спичкой об коробку, — двое детишек незаконных к двадцати…
— Помолчи, — оборвал его отец и повернулся к Стефану: — А ты не молчи — отвечай, что за безумие? Ты хоть знаешь, что это — Гель-Грин?
— Порт, — пожал плечами Стефан; он опять стоял у окна; те же самые зеленые занавески.
— Огромный порт, — сказал отец, — мирового значения… Но его только строят; там нет даже домов. Бухту только открыли; это было сенсацией; два молодых брата; но ты даже для них слишком молод… Это очень ответственно, понимаешь? У тебя — дети; ты их с собой туда возьмешь?
— Да, — и дядя застонал; он тоже привык к Свету и Цвету; всегда приезжал с подарками: в этот раз была железная дорога на дистанционном управлении; потом все молчали и пили кофе — каждому свой; и Стефану опять не принесли; он стоял и смотрел в окно, как гаснет день, и думал: «хочу уехать; увидеть мир»; он не знал, почему подобрал это объявление; он просто чувствовал, что где-то далеко он есть совсем другой — настоящий Стефан, который ничего не боится; и учит этому своих странных детей…
— Как хочешь, — был папин вердикт; «подумай, Стефан» — дядя и Эдвард; через три дня пришли деньги с точным указанием рейсов — время и место; и Стефан сложил вещи; и когда он закрывал чемодан, вошла мама; с толстой черной курткой из сверкающей болоньи с меховым капюшоном; «зачем это, мам? я взял пальто» «возьми»; и густо покраснела, словно призналась, что любит не отца, а другого мужчину; «я смотрела новости — там все в таких ходят; там холодно и влажно»…
Цвету было четыре года, Свету шесть; скоро в школу; и Стефан думал, есть ли там школа; купил на всякий случай учебники, новые ботинки, кучу разноцветных свитеров; и всё боялся, что они не захотят поехать вместе с ним; будут плакать, прощаясь; в аэропорту; но они шли спокойно, держась за руки, в голубой — Свет и оранжевой — Цвет — кепочках; Цвет крутил головой: ему всё было любопытно; он был из первооткрывателей; и Стефан с облегчением понял, что, может, наоборот, к лучшему; с папой и мамой Цвет превратился бы в обыкновенного избалованного подростка, каким был Эдвард; а Свет был для него загадкой; как Река; как река. Они спали, обнявшись, в самолете; «какие милые, — сказала стюардесса в синей форме, — ваши братики?»; и принесла им по куриной отбивной с оливкой внутри и фигурного шоколада. Стефан смотрел на облака внизу; везде у него спрашивали паспорт — выглядел он на пятнадцать; застрял во времени, Марти МакФлай; когда его жизнь началась и закончилась; рассеянно целовал детей в макушки и покупал им мороженое и орешки по первому требованию. «Мы не упадем?» — спросил шутливо толстяк по соседству, пристегиваясь, у Света; мальчик посмотрел на него огромными серыми глазами; и, как потом толстяк рассказывал своим друзьям за пивом, «они у него словно засветились изнутри; словно корабль с призраками начал подниматься со дна моря»; и Свет ответил: «нет; вы умрете от сердца, через много лет, в больнице с синими стенами; мой папа — во сне, дома; а Цвета убьют люди с черной кожей; он будет великий путешественник; а я… еще не знаю» — и погрузился в созерцание ночных огней внизу. «Свет», — шикнул на него Стефан; люди вблизи оглянулись; а толстяк попросил через час стюардессу пересадить его в соседний салон; «там экономкласс, сэр» «ничего, я доплачу» «наоборот, он стоит дешевле»; и все оглядываются; «вот видишь, что ты натворил; напугал человека», — сказал Стефан; а Свет покраснел от обиды; «он сам спросил», — и отвернулся к иллюминатору опять; «только этого еще не хватало»; так они поссорились…