— Я вызову полицию, если Вы не покажетесь…
Так я и поверил! Заношу ногу и бесшумно переступаю, выходя на финишную прямую. Стоит ко мне спиной по центру между высоких лотков с кондитерской продукцией и, по-моему, низко опустив голову, поджав плечики к своим ушам, молитву «Спаси и сохрани» про себя читает. Шагаю мягко, задерживая дыхание, сжимая-разжимая пальцы, разрабатываю руки, чтобы можно было эту мелкую теплыми граблями за талию обнять, когда…
— Ай! — пищит не своим голосом, пока я мягко закрываю ей глаза и губами прикасаюсь к теплому стриженному затылку с немым прошением молчать.
— Тшш, — шепчу ей в волосы. — Узнала? — подхихикивая, задаю вопрос. — Ну?
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Заберите деньги, только не трогайте. Я…
Деньги? Забрать? Она что, и правда боится меня?
— Подумай хорошо, щенок, — прыскаю от смеха и шиплю.
— Не знаю, — она укладывает свои ладони поверх моих рук. Мягкая кожа, приятная, не горячая и не холодная температура тела, вкусный запах и мелкое дрожание тонких пальцев. — Кто Вы? Что Вам нужно?
— Гав, Смирнова! — рычу ей в ухо. — Как твои дела? — скидываю наши руки с ее лица и, обхватив за талию, не давая опомниться и предпринять попытку к бегству, разворачиваю мелкую, обращая раскрасневшимся испуганным лицом к себе.
— Дурак! — вопит широко раскрытым ртом. — Конченый! — толкает в грудь и, сильно отставляя зад, пытается вырваться из моих тисков.
Она, по-видимому, меня узнала. Фух! Ура! Испуг сошел на нет, а сама Смирнова настроена дать мне пинка или по яйцам засадить тем самым каблуком, размер которого я так и не узнал… Пока!
— Больной козел! Тебе лечиться нужно, Велихов. У тебя, — приставляет палец к виску, прокручивает шестеренки, показывая, где у меня мозговые неполадки, — здесь родовая травма, да?
— Чего ты верещишь? — жмурюсь, изображая ленивое недовольство. — Заглуши свою сирену. Можно подумать…
— Пошел вон! — вытягивает руку и указывает мне на дверь.
Расхрабрилась и включила бесстрашную чувиху? Только что пищала, всхлипывала и скулила, даже деньги в качестве небольшого выкупа за свою честь мне предлагала, а сейчас…
— Успокойся, Тузик, — отхожу и осматриваюсь по сторонам. — Я пришел по делу.
— По какому еще делу? — сощурив один глаз, задает вопрос.
Та-а-ак! Кажется, я ее заинтересовал? Читаю в пока еще открытом оке иные предложения:
«Какого лешего приперся, недоразвитый муфлон?»
и
«Мамочки, а неужели это рэкет?»,
или
«Этот Велихов предлагает мне свою крышу в обмен на что? Чего он смотрит, словно… Обойдется Буратино! Ничего не дам! Деньги в обмен на неприкосновенность тела. А если так?».
Однако кое в чем она как будто бы права. Но до тела точно не дойдет — надо сразу обозначить этот пункт, у меня не тот настрой и физическое состояние оставляет желать лучшего, к тому же Ния — не интересующий меня товар, будь она хоть последней бабой на земле, способной лаской одарить мужчину. Лучше смерть от воздержания, чем общая постель с этим недоразумением на высоких каблуках. Ну и естественно, не рэкет и не крыша, а всего лишь тесное сотрудничество и полное поглощение в ближайшей перспективе. Деньги любят счет. А я очень сомневаюсь, что Антония что-нибудь в финансовом деле толкового сечет.
— А как ты? Все хорошо? — специально затягиваю разговор и навожу туман, сооружаю маленькую интригу и такого же размера заговор. Заговор, похоже, будет мелким, но с огромными последствиями для разноглазого азартного игрока. — Великолепно выглядишь! Красавица…
А вот здесь я не соврал!
— Ты тоже ничего, когда придурка выключаешь. Петь? — расставляет руки.
Чего ей еще надо? Похоже, Антония Смирнова собирается меня обнять? Вот это да!
— Оттаяла? — подмигиваю и возвращаюсь к ней.
— Ты сильно напугал. Блин! Все те же невоспитанные манеры? Зачем ты…
— Это моя фишка, Тузик! — наклоняюсь, чтобы в подставленную специально для этого женскую щечку поцеловать. — Привет-привет!
— Велихо-о-о-в-чик, — Смирнова прижимается ко мне.
Это еще что такое?
— Ния, ты ничего не перепутала? — с небольшим испугом и придыханием спрашиваю. — Ласка, нежность… Я ведь занят, мать!
— Нет, — утыкается лицом мне в грудь, сопит и, кажется, пытается носом полностью втянуть меня. — Холодный! С улицы пришел. Там мороз?
— Зима идет, Антония, — отклоняюсь от темной макушки, вздрагивающей и прокручивающейся на моей влажной из-за скупого мокрого снега куртке. — Ты чего?
— Когда ты вернулся? Как нашел? — обхватывает меня руками и, как любимую плюшевую игрушку, теснее прижимает к себе. — Как дела?