«Бешеные бабы! Что с них взять?».
Присматриваюсь к собеседнице напротив и в голове долбаным репитом прокручиваю вопрос, накидывая слишком, как для меня, странных версий:
«Что с ней произошло? Брови выщипала — хм, и что? Прическу поменяла? Да такая же, по-моему. С ее лихих семнадцати у Тоника всегда в наличии короткая, совсем не портящая ее, стрижка, словно под мальчишку, такую даже невозможно на кулак намотать. Как в боях без правил — под стойкий ноль или ноль-пять. Зачем давать своему противнику ощутимое преимущество в виде крупных локонов, которые он мог бы вырвать и в качестве персонального кубка или трофея себе на пояс повязать. Не в пах же ей давать, в самом деле… А она согнется, если ее там неосторожно средним пальцем через это платьице пощекотать?».
Опускаю взгляд и наклоняю голову. Красиво! Определенно. Черные капроновые колготки — тонкие, как для этого времени года, и с какой-то блестящей переливающейся хренью в нитяном узоре. Я ведь вижу ее кожу между топорщащимся верхом голенища замшевого сапожка и подолом вязаного платья, который, чего греха таить, сильно будоражит меня. Нарядец очень плотно облегает тело и представляет тонкую фигуру Нии в выгодном свете… А кому выгодном? Да ей, конечно!
«Помни, „Велихов“, это чертова игра! Смирнова ищет жертву на заклание, а я ей, по-видимому, удачно подвернулся? Ну-ну! Уже себе изображает в красках, как с легкостью победу над Петруччио взяла?» — рисую перспективу, изучая имеющиеся пока немногочисленные входные данные.
Но она стопудово изменилась. В этом я уверен! Вот только не вкурю, что нового или что же с ней не так?
По крайней мере, если бы мерзавка не была отменной тварью, я мог бы поухаживать или приударить за ней, как за потенциальной девой для непродолжительных интимных встреч. В том ли причина, что с Антонией я с очень юных лет, почти с загаженных подгузников, знаком, потому как частенько отлеживал бока вместе с ней в общей прогулочной коляске, когда ленился «ножками по улочке ходить» — так мама часто говорит, вспоминая мое странное и по приключениям и вообще, по общему состоянию, детство? Какая у меня с ней разница? Года два, не больше? Возможно, полтора. Родители, по всей видимости, старались наклепать наследников побольше и скорее. Или суетились и спешили наверстать упущенное, или семьями соревновались — кто кого перещеголяет в плотском деле? Друзья детства почти в одно и то же время собирали материнский капитал, раздаивая сиську радующегося демографическому всплеску государства. По двое ведь у каждого в родительском осадке. Правда, надо бы отдать предкам должное, всех бездельников до ума и самостоятельности талантливо довели, и самое время добавить на финал:
«Вот только на свою седую голову и сморщенную жопу чирей и огромный геморрой приобрели!».
— Велихов? — Тузик толкает меня в плечо. — Заснул, Петруччио?
— Нет. Просто… — опускаю взгляд, пытаясь мысль толковую поймать, да только ни хрена, по-видимому, не выходит. — Что тебя интересует, Тоник? Цены, магазины, рента или… Заграничные кобели? — прыскаю и горжусь собою — как ловко стрелки перевел!
— Боже упаси! — шипит и обрывает.
— А что так? — подмигиваю и готовлюсь слушать ее ответ. Упираюсь локтем в стол, ладонью обхватив свой подбородок, выпучиваюсь и таращусь полным идиотом на нее. Глупо хлопаю ресницами и на каждой гласной букве почти порнографически, ну очень вызывающе, раскрываю рот. — Сплошное разочарование? Имеющийся контингент не радует глаз заказчика в твоем лице? У мальчиков в штанах чуть больше горохового стручка, а яйца, как две фасолинки, прижались и не будоражат женский взгляд? Пустые, глупые? Бедные, что ли? Ты меркантильна, Ния? Откачу последнее назад. Ты просто не такая! Или лучше — такого, который бы удовлетворил твои потребности и соответствовал тебе, страна на свет еще не произвела? Увы, но…