Рано, младо, зелено… Сегодня нашей дочери «пятерочка» маячит — всего лишь пять счастливых месяцев, почти первый «зрелый» юбилей.
— Тонь? — шепчу, окликая молодую маму.
— А? — тут же отвечает.
— Тебе помочь с ней? — настораживаюсь и, оттолкнувшись ладонями от половиц, отрываю задницу от пола, вытягиваю шею в попытках заглянуть в жилую комнату, в которой спят мои любимые малышки.
— Спасибо, но пока не надо. Сама смогу.
— Спит? — находясь в неудобном положении, слежу за тем, что на большой кровати происходит. — Иди ко мне. Пусть поспит одна, а мы…
— Время кушать, Велихов. Внеплановый завтрак.
Понятно! Мне лучше не вставать и не пытаться выгнуть свою линию. Как совсем недавно оказалось, Тос чрезвычайно ревностно относится к своей груди, когда ее губами пользует комочек с очень неуживчивым характером и живым подвижным весом в шесть с половиной килограммов.
— Можно подойти?
— Нет, — незамедлительный ответ уже чем-то недовольной дамы.
— Мешать не буду, — все же поднимаюсь и лениво направляюсь к дверному проему, служащему незримой границей между внешним миром и моим спокойствием, сосредоточенном на пятнадцати квадратных метрах, на которых помещается двуспальная кровать, детское придвижное место, комод и напольная лампа-колокольчик, как дамоклов меч раскачивающаяся над постелью, в которой человек проводит большую часть своей сознательной жизни согласно исследованиям, проведенным очень умными учеными, на которых принято ссылаться, когда больше нечем крыть.
— Петя! — Тосик дергается и тут же прикрывает личико ребенка, уже приложенного к молоком наполнившейся груди.
— Покажи, пожалуйста, — хриплю и своевольно наступаю. — Я…
— Выйди, — скрежещет зубами и через них же произносит. — Я позже позову.
— Сейчас! — добавить бы еще с громким вызовом: «Ага-ага, я так и разбежался!».
Уперевшись ладонями в матрас, надавливаю массой на пружины и, установив одно колено на кровать, подаюсь вперед, аккурат в то место, откуда раздается тихое причмокивание и суетливая возня: маленькая душа эксплуатирует сисечку, напитываясь до набитого желудка молочной теплой массой.
— Велихов, не надо, — скулит Антония.
Херня какая-то, ей-богу! Самое время добавить:
«Милый Господи, прости за матерщину, грубость и постоянное непослушание. Грешен — в этом каюсь, но, мать твою, так больше не могу!».
— Я видел твою грудь, жена. Не-од-но-крат-но! — специально акцентирую внимание на количестве просмотров, не дойдя пока до эксплуатационных элементов.
Однако мне ни разу не представлялся случай посмотреть, как эту часть тела использует мой малыш.
— Уверен, что с последнего забега она совсем не изменилась.
— Слезь! — рычит, дергает выставленным подбородком, указывая, куда мне следует уйти.
— Бу? — зову дочь и стягиваю с заботливо укрытого детского носа махровое покрывало. — Привет, Валентина! — улыбаюсь тому, что наблюдаю. Я вижу сильно скошенный ярко-синий детский глазик, вращающийся, как прожектор, и внимательно следящий за мной. — Привет-привет, — пальцем провожу по темной брови, опускаюсь по виску и глажу щечку с блуждающей ямочкой, которая гуляет по детскому лицу, когда малышка губами щупает сисю Нии. — Это… Это…
— Господи-и-и! — хнычет Туз, натягивая одеяло на себя.
— Ты куда? — вцепляюсь в тряпку. — Да что такое, черт подери! — шиплю.
— Стыдно… Не понимаешь, да?
— Опять?
— Нет. Но…
Тоня оказалась очень суетливой мамой. Щепетильной, беспокойной, чувствительной и слишком эмоциональной дамой. Весь период беременности, начиная с первых недель и заканчивая последними, во время которых мы прошли с ней через странный эмоциональный всплеск и совсем не спокойное состояние беременной женщины, которой через семь дней рожать, Антония находилась в тревожном, шатком состоянии, которое вполне естественно закончилось полнейшим выгоранием и послеродовой депрессией. По крайней мере, так мне сказал старый детский врач, к которому мне пришлось в одиночку первые два месяца носить свою дочь. Я проходил через регистратуру, слушая перешептывания, раздающиеся мне в спину, и пошлые смешки, в которых очень добрые тети поносили Нию на чем свет стоит. Мою жену оскорбляли, над ней смеялись, ей, наверное, завидовали, потому что у нее оказался муж, который не дал ей совсем упасть духом, а помог, взяв на себя большую часть ее обязанностей, заставляя каждый день вставать с кровати и наслаждаться материнством в полной мере, а не по случаю или под настроение, когда он, мужик, не шляется по барам в поисках случайных друзей и собутыльников в одном лице.