— Валентина, Валентина, — щебечут бабушки, передавая мою дочь друг другу.
— Как ты, Тосик? — мама заправляет волосы ей за ухо.
— Все хорошо! Так неожиданно. Спасибо, что приехали.
— Ты еще поплачь, циклоп? — Смирнов обнимает дочь, притискивая ее лицом к себе. — Перестань, любовь моя! Сегодня очень милый праздник. Наша крошечка-циклопик стала старше ровно на один месяц. Это ведь самый настоящий повод, Гришаня?
Отец разливает вино и молча соглашается, периодически посматривая на меня.
— Тонечка, ты ведь не против, да? — старший спрашивает еще раз то, о чем уже неоднократно договорились с ним при вынужденной высадке на берег.
— Па…
— Петр, ради Бога! — мама шикает и, пританцовывая на месте, укачивает Бу, хохочущую и что-то гулющую на своем совином языке.
— Конечно, дядя Гриша.
— То есть? — Сергей задирает брови и устанавливает руки себе на пояс. — Тут что, какой-то Велиховский блат? Решили взять количеством, юристишки? Чика?
— Тосик сказала, что Валентина послезавтра погостит у нас.
«Чего?» — похоже, мой черед выпучивать интригу, тараща нехороший взгляд.
— Не было такого уговора.
— Петя, — Тос обнимает меня за талию и утыкается носом в район подмышки. — Я не смогла им отказать, — бубнит, а теплотой дыхания щекочет тело.
— Все нормально? — шепчу в ввинчивающуюся в меня темную макушку.
— Да.
— Поздновато. Мы здесь сильно загостились. Вам не кажется? — Женя отпивает вино, которое любезно протянул ей мой отец.
— Август, команданте. Уже темнеет быстро. Дело движется к зиме.
— Есть тост! — отец подает бокал маме, а мне кивает головой, приглашая присоединиться и предложить жене стакан с морковно-яблочной бурдой, которую Туз потягивает с завидным постоянством.
У Бу только на этот совсем неалкогольный букет нет аллергии, зато от шоколада и любимого джелато жене пришлось отказаться до некоторого времени. Детская диета не позволяет Нии вкушать такие сладкие деликатесы.
— Держи! — прижимаю рукой бокал, который покоится в ее ладони. — Они скоро уедут. Потерпи, щенок!
— Все хорошо! — повернув голову, мягко произносит.
— За вас, дети! За вашу крепкую семью. За Антонию, маленького бойца и стойкого солдатика, которой любое дело по плечу. За Петра, за моего сына, которому чертовски, — на этом слове батя осекается и схлестывается взглядом с Сержем, который уверенным кивком что-то там любезно подтверждает, — повезло взять в жены твою дочь, Смирнов. За мою Валюшу, за сильную малышку, за крепкую человеческую единицу, за надежду, опору и отраду родителей, которым, чего уж тут, она сделала большущее одолжение, появившись в нужный час, разбавив их сплоченный коллектив. Спорим…
— Нет! — не сговариваясь, одновременно голосим с женой.
— Тихо-тихо! — Сергей приземляет нас простым движением руки, трамбующей к траве, воде и камням. — Продолжай, Гришаня, я готов принять вызов! На что и как желаешь спорить? Тост еще не все, я так понимаю?
— Спорим, что у детей все будет хорошо?
— Простовато, не находишь? — хмыкает Смирнов.
— Как посмотреть, — смеется Женя.
— На что-то намекаешь, женщина? — Сергей подмигивает жене.
— Ты ведь научный человек, Серый, — он быстренько подкатывает глаза, а Женя настырно продолжает, — знаешь же, что все отчеты о проделанной работе утверждаются с пометкой «признать удовлетворительным»? Так вот…
— Не усложняй, чикуита!
— Так вот… — Смирнова направляет к центру свой бокал и продолжает, — «все хорошо» — это высшая оценка! Поэтому я присоединюсь, пожалуй, Гриша! Спорим, что все будет хорошо?
— А я за это просто выпью! — Сергей по очереди прикасается своей посудой к стеклотаре окружающих его, а ко мне подходит и пристально всматривается в глаза. — Береги семью, Велихов! И не обижайся на меня…
— За что? — не отвожу от слегка уставшего Сергея взгляда.
— За Буратино, например. За «деревянный мальчик», за Пиноккио, за Петруччио, наконец.
Родня хохочет, улюлюкает, что-то там считает даже, а мы целуемся с женой всем на потеху, а кое-кому, по всем определенным признакам, на нескрываемую зависть! Отцы уж слишком плотоядно улыбаются, зато подозрительно притихшие мамы прячут взгляд и усиленно делают вид, что ничего не понимают, и вообще, это их никак не задевает и абсолютно не касается…
— Я тебя люблю, — шепчет Ния, прижавшись своей спиной к моей груди и животу.
— Мы в первый раз с ней разлучаемся, — всматриваюсь в размытые силуэты родителей, забирающихся в машину.