Печать Поликрата Самосского не дошла до нас, хотя спустя 700 лет, в I в. ее еще показывали путешественникам в римском храме Согласия. Спустя еще 200 лет ее видел христианский писатель Климент Александрийский (II—III вв.), утверждавший, что эта гемма была украшена изображением лиры.
Приведенный рассказ Геродота позволяет понять, насколько ценили эллины эти миниатюрные изделия из камня, если даже властитель Поликрат, обладавший несметными сокровищами, именно печать считает лучшей своей драгоценностью.
Начала искусства глиптики, искусства резьбы на цветных минералах, теряются в глуби веков. Уже достаточно развитым оно предстает на Востоке и в Эгейском мире в IV—III тысячелетии до н.э. Видимо, глиптика была одним из древнейших ремесел, известных человеку. Возможно, находя естественно окатанные водой сверкающие камешки на берегу моря, в пойме реки или в расщелинах гор, люди на самой заре человечества обратили внимание на их ни с чем не сравнимую красоту, чистые, яркие тона, блеск и игру граней. Такие камни, еще не тронутые резьбою, могли служить украшениями. Скоро к этому прибавилось суеверное почитание этих необычных минералов. Их оптические, электрические и магнитные свойства, замеченные древним человеком, породили веру в сверхъестественную силу камней. Так они сделались амулетами. Древние начали вырезать на их поверхности определенные знаки и изображения, считая, что это увеличивает силу их действия. С развитием института собственности геммы стали употребляться как личные печати их владельцев, оттиск геммы на воске или глине заменял подпись. Так появились у цветных камней три назначения и сформировались три разновидности гемм: украшения, амулеты и печати, связанные с эстетической, религиоз-[5]
[6]
Карты античного мира [7]
ной и экономической жизнью древнего мира. Иногда одно из этих назначений явственно преобладает, но норой все три оказываются неразрывно слиты в одной гемме: красота минерала, тонкая резьба и дорогая оправа могли удовлетворить самый изысканный эстетический вкус, выбор цвета геммы и особых свойств камня мог связываться с астрологией и магией, изображение божества ставило владельца геммы под его защиту, а в зависимости от цели употребления этот амулет легко мог использоваться как печать. Красноречивые надписи не оставляют на этот счет сомнений: на одной гемме VI в. до н.э. мы читаем: «я принадлежу Гермотиму», на другой: «я — печать Терсиса, остерегайся меня разбить!»[2]
Печать в древности прикладывали не только к письму, завещанию или официальному документу, ею опечатывали ларцы и кладовые с ценностями, амфоры с вином и маслом, а если верить комедиографу Аристофану, то в его время ревнивые мужья ставили печать даже на двери гинекея! Владелец эргастерия ставил печать на изделия, которые выпускала его мастерская, и таким образом удостоверял их качество. И прежде чем обжечь в печи немудреные глиняные ткацкие подвески и рыболовные грузила, их хозяйка отмечала свою собственность, прикладывая печать к еще влажным изделиям.
Древнему греку была нужна одна печать, но известно, что в V в. до н.э. афинские модники и «золотая молодежь» не ограничивались необходимым. Аристофаном высмеяны «эти франты завитые в перстеньках и ониксах», увешанные печатями, как брелоками. Изготовление печати находилось под наблюдением властей. Законодатель Солон (VI в. до н.э.), желая пресечь злоупотребления, постановил: «резчик перстней не имеет права сохранять у себя оттиски проданного перстня».[3] Несмотря на то, что печать была предметом интимно-личным, лучшие работы, выполненные известными резчиками, воспевались поэтами. Так, эпиграмма Платона донесла до нас восхищение работой резчика в прелестной поэтической миниатюре:
Известны случаи, когда владелец геммы, словно считая себя не в праве обладать подобной драгоценностью, отдавал ее в храм почитаемого божества. В инвентарях Парфенона, найденных на афинском акрополе, упомянуты в качестве даров Афине «каменные и стеклянные печати», хранившиеся в специальном «пестро-украшенном ящичке».
Древнейшие верования в особую сверхъестественную силу цветных камней в античном мире никогда не умирали; они принимали форму то простонародной магии и ворожбы, то возрождения древневосточных культов, то находили себе место в специальных научных трудах, трактовавших о медицине, минералогии и «всеобщей симпатии элементов». В народе глубоко верили в чудесные камни, которые, подобно перстню лидийского царя Гигеса, делали его владельца невидимым. Считали, что аметист, например, предохраняет от опьянения, и это суеверие изящно обыграно в шутливой эллинистической эпиграмме: