Возможно, колоссальному Колоссу Зенодора, скульптурному изображению Нерона в виде Гелиоса, предшествовало живописное полотно. О гигантском 30-метровом портрете Нерона, погибшем от удара молнии, сообщает Плиний, наш основной источник по истории древней живописи. Основанием для такого предположения служит совпадение размеров гигантской скульптуры и полотна, возможно, служившего ее «эскизом в натуральную величину».
Итак, античные геммы, миниатюрный мир в себе, полный своеобразной, ни с чем не сравнимой красоты, может быть использован для реконструкции погибших [105] памятников станковой живописи древнего мира. При всей фрагментарности этого источника, при всем различии задач живописца в резчика гемм, трудности и неполнота восстановления погибших картин искупается верностью духу «большого искусства» в этих близких ему по времени памятниках искусства прикладного.
По-видимому, только на этом пути можно уловить верность духу и стилю творчества крупных живописцев античного мира, чего не могли добиться мастера эпохи Возрождения и классицизма, привнося чуждые античному искусству черты в свои воссоздания утраченных древних шедевров.
Глава VI. На краю античной Ойкумены
Первые геммы и металлические перстни-печати появляются в Северном Причерноморье вместе с переселенцами из древних средиземноморских центров. Любопытно, что древнейшие геммы, найденные в этом районе античной ойкумены, обнаруживают чисто восточный характер. Таков нововавилонский цилиндр с изображением жреца бога Мардука. и клинописной надписью с именем некоего «Аниаму». Эта халцедоновая гемма VII в. до н.э. спустя 300 лет была оправлена пантикапейским ювелиром в золотую оправу, что свидетельствует о долгой жизни драгоценной восточной реликвии, окруженной суеверным почитанием со стороны людей, едва ли умевших расшифровать сюжет изображения и еще менее — клинописную надпись.[1]
Сердоликовый скарабей VI в. до н.э., найденный в эллинистическом погребении на Карантинном шоссе, по всей видимости, происходит из Финикии. И здесь разрыв между датой изготовления геммы и временем помещения ее в могилу составляет около 300 лет! Сюжет изображения связан с солярным культом; двух соколов, восседающих на солнечной ладье вокруг бутона лотоса, увенчивает крылатый диск солнца.
И, наконец, в кургане Большая Близница на Таманском полуострове в погребении IV в. до н.э. была найдена ахеменидская восьмиугольная печать из халцедона на золотой греческой подвижной дужке более позднего времени. Иранский царь в единоборстве со львом предстает здесь в экспрессивном и условном изображении, свойственном мастерам греко-персидской глиптики архаической эпохи.
Такой большой временной разрыв отнюдь не свойствен лишь причерноморским находкам; известны случаи, когда в римском погребении встречен новоассирийский цилиндр (Майнц) или в могильнике первых веков н.э. — финикийская архаическая печать (Мцхета).
В архаическую и классическую эпоху спрос на печати в Северном Причерноморье удовлетворялся импортом из древних центров Греции, Ионии, Ирана. Мы видели, что не без влияния ионийского мастера Дексамена в конце V — начале IV в. до н.э. появляются местные резчики, которым [107] принадлежат повторения его гемм и группа металлических перстней, именуемая у исследователей «понтийской». Форма и стиль каменных гемм этого времени, за редкими исключениями, почти не обнаруживают локальных особенностей и не отличаются от резных камней, импортированных из центров Средиземноморья.
Разве что сердоликовый скарабеоид из Фанагории с изображением лучника резко выделяется из этой компактной группы. По форме он может быть отнесен к V—IV вв. до н.э., но беглое и утрированное изображение стрелка из лука, по-видимому, скопировано с архаической греческой геммы. Об этом говорит характерная схема «коленопреклоненного бега», стремление передать жесткую трактовку мускулов архаического оригинала.[2]
Еще одна группа гемм V—IV вв. до н.э. может включать изделия локальных мастерских — это стеклянные скарабеоиды классической эпохи. Самые ранние из них, найденные в Нимфее, относятся к первой половине V в. до н.э. На одном лицевая сторона занята изображением коровы с теленком, а на обратной стороне виден крылатый символ персидского бога Ахурамазды. Обе эмблемы повторяются на монетах г. Тарса V в. до н.э.[3] Техника создания стеклянных отливок настолько проста, что не требовалось школы и долгих традиций для налаживания производства подобных копий каменных гемм, возможно, служивших дубликатами печатей городских магистратов или храмов.
3