А скоро вообще взлетит: информация о подпольных цехах просочится рано или поздно.
– О, нет! – жалобно вздыхает Макс на заднем. Обернувшись, я застаю его пролистывающим виртуальный ежедневник. – У меня на сегодня пострадавшие записаны. С обеда.
– Уже заждались, наверное, – усмехаюсь. – Так что не расслабляйся, у кого-то сегодня будет очень длинный день!
– Ты умеешь ободрить, – Максим страдальчески закатывает глаза. Вздыхает: – Поможешь, а? А то мне с ними разговаривать... Эй, Рик! Радио включи!
Гемод щелкает кнопкой.
– ...открытие выставки пищевой промышленности, – вырывается из динамиков голос диктора новостей. – Во время торжественного мероприятия глава областной администрации заслушал обращение людей с особыми пищевыми потребностями. Граждане, которые в силу общественного давления и недостаточной законодательной базы по этому вопросу не могут позволить себе употребление в пищу искусственных организмов, известных как гемоды, просят предоставить им равные права с вегетарианцами, сыроедами, любителями корейской, японской кухни и прочими особо ориентированными в питании группами...
Выключаю. Оборачиваюсь к Рику:
– Будь человеком, поставь мигалку!
* * *
В Министерстве спокойно и тихо. До тех пор, пока не поднимаемся на восьмой этаж. Хорошо еще, что холл с диванчиками и пальмой, обязательным атрибутом всех госучреждений, находится недалеко от нашего кабинета: все диваны заняты, да еще кто-то кресла принес.
– Прошу прощения, был экстренный выезд. – Оглядываюсь: а людей больше, чем ждали! – Всех примем, не волнуйтесь! Сперва те, кто по записи, пожалуйста!
Кабинет у нас большой: три стола с лэптопами, полки, шкаф. Ведомства давно перешли на электронный учет, но на столе Макса постоянно бардак: бумаги из архива, какие-то распечатки, почеркушки... Зато мой стол чистый – я ж за ним не работаю, только кофе пью иногда.
У Макса беседовать с посетителями не получается: он тщится изобразить участие – они злятся. Что ж, сегодня ему повезло! Вытаскиваю лэптоп на стол – для имитации рабочего процесса, а заодно сведения уточнить. Усаживаюсь в кресло. Мне сложно выглядеть внушительно с невысоким ростом и блондинистыми волосами до плеч. Отчасти положение спасает строгая белая рубашка: ношу ее просто с джинсами – благо, пока для входа в министерство не установлен дресс-код.
Макс косится на часы. Ему домой, там жена беременная. Торопится. Наскоро поправив волосы, я киваю Максу:
– Приглашай!
Первой в кресло напротив опускается ухоженная пожилая дама. Прислоняет к подлокотнику трость с набалдашником в виде птичьей головы. Не перебивая, выслушивает и некоторое время молчит, глядя в точку над моим плечом. Потом судорожно всхлипывает:
– Как же... как же теперь...
Ее гемод был медбратом-сиделкой. Останки его нашли в холодильнике подпольного цеха четыре дня назад.
– Не беспокойтесь, пожалуйста. По медицинской страховке вам обязаны выделить нового.
Женщина качает головой, и я замечаю в выцветших глазах слезы.
– Как же... Вот как так можно? За что его убили? Он же никому ничего плохого не сделал! Он же...
Еще один глубокий вздох. Махнув на меня рукой – да, эта бесчувственная молодежь все равно ничего не понимает! – дама поднимается и, опираясь на трость, торопливо идет к выходу. А спустя минуту в кресло плюхается дядька с широченной физиономией, лоснящейся от пота.
– Почему мне отказывают в возмещении ущерба? Это была моя собственность! Моя! Или государство уже не защищает права собственника? Почему, я вас спрашиваю? Я подам в суд на компанию! На вас! Вот именно на вас, да-да!..
И ему, и нескольким следующим приходится долго, осознавая всю бессмысленность этого занятия, объяснять, что если гемод не был застрахован от кражи, то компенсацию они могут получить только с того, кто кражу совершил. Конечно, у них есть право обратиться в суд. Да, по поводу возмещения ущерба. Да, с иском к ООО "Гемод" тоже – обращайтесь, хотя вряд ли... Да, и с жалобой на меня лично тоже. И на Максима Юрьевича. И на Рика... хотя с него-то какой спрос?