Приходится рассказать ему в общих чертах, что Рик "на ремонте", а я не пострадала. Максим еще долго взволнованно вздыхает, ему вторит голос Марины, которая все время что-то тарахтит рядом.
И матери.
– Ой, Марточка, что там у вас творится! Тут по телеку показывают – ужас просто! Ты будешь выходить – осторожней, хорошо? Гемода возьми, чтобы провел, мне так спокойней будет... Глупости, да не тронут его! Ну а если... он же не твой, он в госсобственности, правильно? Так поменяют, делов-то!..
Наконец Рик-2 поворачивает голову. Лицо с привычным выражением легкого интереса, черные глаза слегка прищурены от слабости.
– Привет, Рик.
– Здравствуйте, Марта Игоревна, – голос слабый и тихий, но ровный.
– Как ты себя чувствуешь?
– Удовлетворительно.
– Болит что-нибудь?
– Немного. Вам не стоит беспокоиться.
Он пытается переменить позу, двигает рукой и только тут замечает ремень на запястье. Его привязали к койке за руки и ноги. Аверина сказала: во избежание, пока не пройдет все тесты. После операции шокер и аварийное отключение противопоказаны, поэтому решили прибегнуть к простому проверенному способу.
– Рик, скажи, ты знаешь, где мы?
– В медицинском учреждении, с наибольшей вероятностью.
– А почему мы здесь?
Он облизывает пересохшие губы.
– Предположительно потому, что мне потребовалось аварийное обслуживание.
– Верно, – вздыхаю. – Ты здорово научился притворяться, Алек.
Выражение лица его не меняется ни на миг.
– Прошу прощения, но вы дали мне другое имя.
– Я знаю, кто ты.
– Прошу проще...
Голос обрывается кашлем. Гемод дергает рукой, забыв о ремне – верно, хочет коснуться груди, где болит. И закрывает глаза.
Уверена: прячет их от меня.
...фургон аварийной службы приехал быстро, словно ждал поблизости. Рик был уже без сознания.
– Забираем на утилизацию? – невысокий крепыш посмотрел на меня вопросительно, вывел бланк заявки на виртуальный экран.
– Нет, его нельзя... Авериной позвоните! Авериной!
Крепыш нахмурился, наклонился над Риком, сканируя данные с передатчика.
– Хм, точно, – и обернулся к напарнику. – Забираем!
К счастью, меня не попытались выпроводить из фургона, когда я залезла внутрь и села рядом с носилками...
Врач приходит почти сразу. Высокий и широкий, в сопровождении такой же санитарки. И чем-то очень довольный.
– Так, что у нас тут? – подходит к койке, откидывает простыню, наклоняется, глядит что-то под повязками на груди гемода. Тот оказывается на постели совсем голый, если не считать бинтов. Зрелище привычное, и Рика, похоже, ничто не смущает: смотрит перед собой, выражая, как обычно, легкую заинтересованность и готовность угодить человеку. Но я вспоминаю, что это – не самый обыкновенный гемод, и отвожу взгляд.
– Прекрасно! – довольно гудит врач. – Заживет, как на собаке! Хо-хо! Ну, послужишь еще!
– Прошу прощения, – доносится негромкий голос Рика. – Мне необходимо в ближайшее время посетить уборную.
– Ну-ну, – хмыкает врач. – Занятно они изъясняются. Давно думал себе такую игрушку завести, да пока вот... Лизочка, утку несите!
Лизочка с грубым, хмурым лицом, словно высеченным из камня, проходит мимо, едва не задев меня плечом.
– Не стоит беспокоиться, – говорит Рик. – Я могу самостоятельно...
Врач его не слушает – уходит, напевая под нос знакомый мотив. Я оборачиваюсь, успеваю увидеть распластанного на койке гемода, глядящего в потолок. И выхожу, едва в палату возвращается Лиза.
– Щадите его чувства? – Анна Юрьевна встречает меня за дверью палаты. – Забавно. Очень забавно.
– А вы делаете с точностью до наоборот. – Я могу на нее злиться, но это совершенно бессмысленно: кем бы ни был Рик-2, для нее он – опытный образец. Собственность корпорации. Не человек. – Скажите, что вы с ним сделали? Зачем вы его ломаете?