На дверях обеих комнат, действительно, замки. Удобно. А если постелить гемоду на кухне – то и нам с Костей можно избежать неловкости.
– Смирнова, ужинать будешь? – доносится Костин голос. – Иди-иди, а то лапша остынет, слипнется.
Оказывается, даже "быстрая" лапша с кетчупом и разогретые котлеты из супермаркета могут быть очень вкусными. Особенно после долгого дня, в котором было много людей, разговоров, переживаний и совсем не осталось времени на еду.
– Ну как, нравится? – Костя прямо светится весь. Первый уминает порцию, набирает еще лапши – благо, ее хватает.
А я наблюдаю за Риком. Он наверняка проголодался, но ест медленно, и если б на его лице промелькнула хоть какая-то эмоция, я смогла бы сказать: наслаждается ли он непривычной для гемода пищей или ждет подвоха. Время от времени Рик отворачивается к окну, чтобы упереться пустым взглядом в стекло. Или в отражение за легким узором занавески. Этаж невысокий, видно, как под ветром качаются ветви, и светятся окна дома напротив.
– Надеюсь, тебе от моих ребят не сильно тогда досталось, – Костя здорово играет радушного хозяина, но то, как он смотрит на Рика, мне ох как не нравится. – Ну, тогда, в участке... Ты же у нас с неделю пробыл, да?
– Да, – отвечает гемод.
– И в анатомичке стоял? А то вон Смирнова интересовалась...
– Да.
– И как оно? Не холодно было? Хотя, говорят, вы холодостойкие. И заживает на вас все быстро. Ты же вот недавно только умирал, а подлатали – и как новенький! – Костя фамильярно хлопает Рика по плечу, – А сколько вас еще таких же? В смысле: Алеков Авериных? Десять? Больше?
– Не располагаю информацией.
– Очень жаль. Ну как тебе лапша? – не унимается Костя. – Небось, не пробовал такого, а? Слушай, а правда, что вы друг друга едите?
– Не понял вопроса.
Я шикаю на Костю, бью его ногой под столом: до лампочки.
– Ну как? Ты разве не знаешь, из чего делается ваше спецменю?
Пауза. Я гляжу на Рика, жду реакции. Его лицо не меняет выражения.
– Утилизация, – произносит он наконец и отворачивается к окну. Гудит ветер, голые ветви бьют в отражение.
– О, догадался! – радуется Костя. – И как тебе...
Рик вскакивает и, опрокинув стул, несется в ванную.
Его тошнит. Потом долго шумит вода.
– Ну зачем ты! – я готова убить Векшина вот прямо сейчас. В крайнем случае – стукнуть. Но он наклоняется ко мне, легонько, по-заговорщицки, толкает плечом:
– Вот. Зато человек проклюнулся. А то я уж думал, что с ума схожу: ведь кукла куклой, не отличить!
Я собиралась сказать Рику об этом позже и как-нибудь мягче. Подготовить, что ли. С другой стороны: как еще пробить эту маску?
И стоило ли ее пробивать?
И тут меня буквально подбрасывает.
– Кость, они же там все суицидники!
В ванную мы бежим наперегонки, Векшин готовится ломать дверь, но она оказывается не заперта. Рик сидит на коврике под ванной, сжавшись, зарывшись пальцами в волосы. Он не сразу поднимает голову, лицо оказывается бледным, в один тон с волосами.
– Я умер четыре года назад, – произносит гемод. – Всего четыре года. Что вы сделали с этим миром, пока меня не было? Что вы сделали?
"Все провернули изящно.
Первое. Антигемодные протесты были немногочисленны, но убедительно кровавы. Посмотрите статистику пострадавших в давке, избитых хозяев гемодов. Более десятка погибших. И это не считая самих универсальных помощников, которых толпа разрывала в клочья. СМИ освещали эти события не в пример более полно, чем случаи, когда так называемые сторонники прогресса использовали универсальных помощников для удовлетворения своих извращенных вкусов. И теперь каждый несогласный с повсеместным внедрением гемодов будет объявлен дикарем-мракобесом.