Сержант бы у самой опушки леса, он молча показал вперед, когда мы подошли ближе. Я посмотрел — и не поверил своим глазам.
Перед нами был луг — даже не луг, а поле, большое и совсем недавно скошенное. От нас оно уходило вниз с небольшим уклоном и так получилось — что мы могли его просматривать на очень дальнее расстояние. До ближайшего лесного массива было миль пять, он едва угадывался на горизонте тонкой зеленой прерывистой линией. И мили четыре было до фермы — большой фермы, с двухэтажным домом, с большой старомодной выгородкой для скота — загон, защищенный забором и большой, несколько квадратных миль, огороженный колючей проволокой выгон — проволока, которой был окружен выгод, повторяла изгибы отвоеванного у леса пространства. Там же стояли: трактор и большой, тяжелый пикап — с такого расстояния невозможно было различить какой именно. Но в загоне — был скот. Живой мясной скот! Самые настоящие коровы, быки — и не видно было, что они истощены и их никто не кормил…
— Снайпер! — доложил Озказьян, устроившийся со своей винтовкой — на крыше одного из зданий снайпер с винтовкой. Винтовка гражданская… охотничий карабин. Одет в камуфляж, отсюда плохо видно.
Еще бы… четыре мили дальность.
— Второй… у трактора. Вооружен, то-то делает с трактором… Вооружен винтовкой. Больше никого не наблюдаю.
— Собаки?
…
— Не наблюдаю.
А вот одержимые были — в дохлом виде, висели на проволоке и лежали рядом. В одном месте было заметно, как скот не подходит к этому месту, боится. Скорее всего — застрелили недавно и не успели убрать.
Из заповедной зоны мы вышли. Получается — перед нами был фермерский анклав, сумевший сохранить нормальную жизнь каким-то чудом. Да, им сейчас некуда продавать мясо — пока некуда — но зато им не надо платить банкам кредит за землю, и вообще они теперь свободны как ветер. Земля в округе теперь — их, причем столько, сколько они смогут обработать и защитить от набегов одержимых. Рано или поздно — закончится эпопея с одержимыми, Тим надо просто перезимовать и на следующий год они, люди на этой ферме станут одной из колыбелей новой жизни. Это — если те кто засел к западу отсюда не придумают нечто новенькое…
Сухой, едва слышный треск автоматной очереди привлек наше внимание. Видно было плохо даже майору, с его оптическим прицелом на винтовке, а нам — и вовсе, лишь едва заметное шевеление каких-то точек.
— Тот, кто копался у трактора теперь целится куда то из М16. Второй… на крыше, тоже целится. Одержимый. Кажется на них вышел одержимый, но я него не вижу. Собака! У них есть собака! Большая собака на поводке!
Собака сейчас, тем более, если это охотничья и выдрессированная собака — великое благо. Собачий нос чувствительнее человеческого в сотню раз, если ее надрессировать на запах одержимого — она предупредит тебя, а может и спасет твою жизнь, остановив атаку. Правда, если у них есть сторожевая собака — к ферме мы подойти не сможем.
Придется сидеть до темноты…
Вечером, оседлав лошадь, один из фермеров выехал в объезд своих владений, причем находился он по ту сторону ограждения. Сначала мы подумали, что он слишком рискует, отправляясь в такое путешествие один — но потом увидели собаку. Большая черная собака бежала рядом с конем на поводке…
Конь шел медленной иноходью, далеко выбрасывая ноги, было видно, что это не рабочая лошадь, а скаковая, пусть и не самой лучшей породы. Вероятно, всадник хотел проверить — не разрушено ли где ограждение через которое на территорию фермы могут проникнуть звери или одержимые. Раньше это ограждение, судя по небольшим изоляторам, было под током, так часто делают фермеры — пускают ток небольшого напряжения по изгороди — но сейчас вряд ли, электричество если и есть — то вырабатывается от дизеля, а дизель надо питать солярой или бензином, а соляра и бензин сейчас большая ценность. Поэтому — вся защита выгородки сейчас — это колючки на проволоке, легкий забор, защищающий островок сохранившейся нормальной жизни от наступающего со всех сторон безумия.
У того места, где на проволоке висел одержимый, конь шарахнулся в сторону, но всаднику удалось справиться с ним. У того места где сидели мы — рванулась с поводка собака.
В этот момент, если бы не требования скрытности — я бы дал по башке сам себе — как следует за тупость и глупость. Что нам мешало засесть напротив мертвого одержимого? Вонь? Ничего, пережили бы. Зато — реакция и коня и собаки получила бы вполне разумное объяснение, да и собака не факт что учуяла бы нас из-за трупной вони. Сейчас же — реакция собаки была вполне очевидной — она зарычала и рванулась к забору. Значит — в лесу что-то есть…
Всадник остановил коня, легко спрыгнул на землю, перехватывая винтовку. Он не крикнул «кто там» потому что знал, что кричать сейчас бесполезно, и не попытался укрыться от возможных пуль, потому что знал, что одержимые не стреляют, одержимые бросаются и жрут. Мы сидели на самой опушке, замаскировавшись, конечно — но все равно в эти моменты нам было очень и очень неуютно. Всадник был молодым — лет двадцать — и хорошо подготовленным к современным реалиям жизни — винтовка М16А2, ружье за спиной — не обрез, а самая настоящая «утятница» длинноствольная и револьвер в кобуре на поясе, не видно какой — но длинноствольный и крупного калибра. Джинсы, какая-то рубашка, похожая на самодельную, из грубой ткани, полусапоги, не ковбойские, какие-то странные. Волосы, довольно длинные, черного цвета, сзади схваченные резинкой в короткий хвост, внимательный, бегающий взгляд — знает, стервец как смотреть, пытается углядеть нас боковым зрением, так гораздо больше шансов что-то углядеть. Глаза узкие и не из-за прищура — возможно, есть в жилах немного индейской крови. Вопреки распространенному мнению не все индейцы сейчас продают сувениры и организовывают казино на племенных территориях.[32] Слышали когда-нибудь про отряд «Волчьи тени»? Нет? А я — не только слышал — но и проходил курс подготовки, где они были инструкторами. И скажу я вам — не хотел бы я встретиться с любым из этих индейцев — их всего двадцать один человек — на узкой тропе. Последний раз, когда я слышал про них — говорили, что они находятся на территории Казахстана, готовят казахский спецназ и еще кое-какие части из того региона. Повышают уровень подготовки местных — и сами учатся действовать в тех местах.
Заметил?
Всадник вдруг вскинул винтовку, треснула короткая очередь — и на меня посыпались выбитые пулями щепки! Черт! Ублюдок, еще бы немного и…
Так и не решившись ни сам перелезть через забор, ни пустить собаку — всадник вскочил на лошадь, рванул поводок хрипящей от злобы собаки — и поехал дальше.
Черт!
— Все целы?
Целы были все — пули пришлись как раз в дерево, под которым занимал позицию я, чуть выдвинувшись вперед с пулеметом. Возьми он чуть ниже прицел — и… Черт бы все побрал — не уйду теперь без свежего мяса, MRE осточертели. С другой стороны — ни один из обитателей этой фермы не сделал ничего противозаконного и ничего враждебного для нас, и более того — они одни из тех, кому бы обязаны служить и кого защищать. Распавшееся ко всем чертям государство этот долг с нас не снимает…
— Общий сбор…
Кадет здорово перетрухал — но опять держался молодцом. Не побежал под обстрелом. Помню, как в такой ситуации поступил я — это было в первом Ираке, я тогда еще совсем зеленым был, наступали на Кувейт. Проклятые саддамовцы подожгли нефтяные скважины, не видно было совсем ни хрена, мы плевались черной слюной, постоянно кашляли, в горле саднило, глаза тоже слезились. Мы перли прямо по пустыне — по пескам, огибая горящие нефтяные скважины, мобильная ударная группа из пятидесяти единиц бронетехники. Кто-то из умников в штабе заметил отходящую в Ирак дивизию республиканской гвардии и послал несколько мобильных ударных групп на перехват. Мы не могли точно знать, какой путь для отступления выберет иракский генерал, поэтому поделили блокирующие силы на несколько частей и отправили их перекрыть все пути отхода. Расчет был на то, что одна из групп, на которую нарвется эта дивизия, свяжет противника боем, снизит скорость его передвижения — и тем временем с разных сторон будут подходить другие группы, атакуя противника с разных сторон. Потом поднимется и авиация, прошерстить иракские танки. Взять бы этого умника — да запихнуть в первую же БМП.
32
По американским законам на территории резерваций разрешено открывать казино и иные заведения с азартными играми. Эти пользуются многие — и сейчас доход большинства племен складывается в основном от азартных игр. Но Лас-Вегасу такие казино не конкуренты — все таки племенные земли находятся не в самых удобных местах, и такого размаха как в Лас-Вегасе индейская игорная индустрия не достигла.