Димка вытянул одну ногу вперёд и на носочке другой быстро сделал два полных оборота вокруг себя словно детский волчок. Ему удалось сразу же сбить на землю одного из солдат, а второго заставил потерять равновесие. Никто даже не успел понять, как в руке у русского оказался армейский нож и когда он успел его отобрать у нападавших первыми американских солдат. Одного самого ближнего к нему спецназовца Димыч мгновенно ранил в правую ногу, мгновенно располосовав её всю от колена и до самого паха, чуть не отрезав мужское достоинство. Ещё одного солдата Сокольников ударил в плечо, перебив одним ударом сухожилие, третьему располосовал щеку от виска до рта, едва не достав до глаза каких-нибудь пару миллиметров. Видя такое дело, окружившие его американские солдаты были вынуждены отступить. Что бы там произошло дальше, не знает никто, но прапорщика спасли вертолёты и, как это не покажется странным, его давний «приятель», полковник Дентен, которым сам минуту назад хотел застрелить прапорщика. Вертолёты выскочили из-за поворота реки. С борта ведущего передали, что полковника ждут в штабе, военным надо уточнить кое-какие детали предстоящей боевой задачи. К тому же в десяти километрах от базового лагеря замечен небольшой отряд в количестве десяти человек, которые не ответили на запрос «свой-чужой», а устремились к иранской границе. Полковник заторопился. А посему он двумя выстрелами вверх остановил своих солдат от расправы над Сокольниковым, ибо те, передёрнув затворы своих автоматических винтовок, уже собирались сделать из Димки дуршлаг. Полковник призвал солдат к порядку, крикнув: «Прекратить!» Вообще же прапорщика, наверное, не стали бы убивать, потому, как все прекрасно понимали, что пленного убивать нельзя, ведь без него и его показаний не возможно было выйти на след всей диверсионной группы русских. Понимал это и полковник Дентен, поэтому он строго наказал после своего убытия не особенно сильно мордовать своего давнего «приятеля», но помучить и подготовить к дальнейшему допросу с пристрастием. Полковник разрешил пытками.
— Парни, загружайтесь быстро! С пленным останется капитан Шарп и сержант Фрост! — крикнул полковник, забираясь в десантный отсек вертолёта, куда уже было погружено тело убитого прапорщиком Сокольниковым американского сержанта. Дентен был обескуражен количеством потерь. — Уже более двух десятков человек, включая сержанта Скотта. Дело принимает весьма серьёзный оборот. Задержать этих русских будет не просто. Но я их возьму! — Думал он. — Поговорите с русским серьёзно, но до моего возвращения постарайтесь его оставить в живых. Разрешаю допрос по первой категории. Да, через час или полтора я подошлю пару машин, отправите всех погибших, а сами ждите здесь! За меня остаётся капитан Джим Шарп. Сотрудников ЦРУ я оставляю с Вами, капитан! Как, ребята, согласны? Ну и прекрасно. Останутся солдаты, что сопровождали проводников и собак, а также два офицера из турецкой контрразведки. Вы меня поняли? — Отдал приказание полковник.
— Я Вас понял, сэр! Слушаюсь! До встречи! — Козырнул на прощанье капитан Шарп, в действительности не зная, что это последний раз, когда он видится со своим полковником. Ведь ровно через десять минут после того, как Чад Дентен улетит, сам капитан и все его солдаты будут расстреляны в упор мной и майором Алексеем Чернышёвым.
Друзья познаются в беде
Командир группы из отряда «Дельта Форс» ждал от нас какого-нибудь подвоха, а посему предварительно просчитал, в каком направлении мы можем пойти. Будучи сам специалистом весьма опытным, он на вероятных маршрутах нашего движения высадил с вертолётов заградительные отряды.
Нужно отдать должное, Чад Дентен был умным человеком и хорошим психологом, ибо никогда не считал своего противника глупым или недалёким. Он всегда и всё детально продумывал, ставя себя на место того, другого, неизвестного ему человека, за которым вёл охоту, и прикидывал, как бы он поступил, будучи в роли своего врага, коего сам же и разыскивал. В принципе этот метод при решении многих сложных проблем очень здорово помогал ему и никогда не давал сбоев. Вот и сейчас он хорошо срабатывал, ибо Дентен всегда в любом своём противнике видел достойного соперника, которого надо было поймать, во что бы то ни стало, действуя по старинному рецепту, что цель оправдывает средства. Вероятно, и на этот раз у полковника Дентена всё получилось бы, как он и задумывал, и ему удалось бы загнать нас на тот самый перевал, который был нужен именно ему и на котором он устроил нам солидную засаду с надёжной подстраховкой, да только не суждено было сбыться его замыслам. Просто мы действовали вопреки здравому смыслу, а стало, быть, и вопреки его рассуждениям, ибо с полдороги, когда до перевала оставалось-то всего ничего, вдруг вернулись назад, причём сделали это даже неожиданно не только для американского полковника, но и для самих себя. Не мог предположить наш «визави», что мы совершим такой алогичный поступок. Я с Алексеем, кстати, также не мог объяснить его. Ведь по всем законам, тактикам и правилам мы должны были, как можно скорее, уходить к своей границы, а поступили совершенно по-другому, взяли вдруг и повернули назад — пошли спасать своего товарища, абсолютно не имея на тот момент информации, жив он или нет. Это скорее напоминало авантюру беглого каторжника, нежели действия прагматичного и умного разведчика.
Мы удалились, примерно, километров на шесть-семь от того места, где оставили в засаде прапорщика Сокольникова, когда я чисто интуитивно почувствовал, что с ним случилась беда. По глазам Алёшки мне стало ясно, что точно такое же предчувствие посетило и его.
— С Димкой что-то случилось, Саня! Надо срочно возвращаться! Выручать его надо! Если что, давай я пойду один! Я согласен! Сам понимаешь, не могу оставить его. Долг платежом красен. Он ведь не бросил меня, да и сейчас я подвёл вас, моя вина будет, если Димка там погибнет.
— Ну, чего ты, Алексей, заладил как попугай. Сам понимаешь, сам понимаешь, моя вина, моя вина! Понимаю!!! Глупостей-то только не надо говорить! Запомни раз и навсегда, ты никому и ничего не должен. В Афгане мы делали свою работу, запомни это! Не тебя конкретно выручали, а всех твоих ребят хотели вытащить. По совести делали, понял? Ну, это вроде лирического отступления. Теперь, по сути! Я, кстати, и без тебя знаю, что с ним беда. И не надо торопиться, спешка она знаешь, где нужна? — Резко оборвал я майора и строго взглянул на него. Тот кивнул мне в ответ головой. — Вот, вот! Именно там, при ловле блох! — Я замолчал. Алешка так же ничего не говорил. Молчание наше длилось недолго.
— Но только один ты никуда не пойдёшь, вдвоём пойдём. Одному будет сложно справиться. А вдруг он ранен, или в плену, или…, — договаривать я не стал, ибо язык не поворачивался вслух произнести ту мысль, что пришла в голову, — короче ни при каких условиях оставлять его нельзя. Возвращаемся! А потом ты сам, вон, не в лучшей своей физической форме. Рука не болит?
— Ерунда с рукой, рука скоро пройдёт, кровоточить перестала! Но дело не в этом. Ну, тебе же документы надо доставить, Саша? — Заявил мой друг.
— Почему именно мне? Вот прикажу, и ты доставишь! Воинскую дисциплину у нас никто не отменял. Я, между прочим, ещё командир, а ты мой подчинённый, понял? — Но, увидев, как забеспокоился Алексей после моих слов, поспешил его успокоить, — ладно, не волнуйся, друг мой ситный, вместе пойдём! Климов, наверняка, уже добрался до своих, и документы вместе с образцами препарата, поди, в Москве у генерала, у Ивана Фёдоровича на столе? Всё! Разговор окончен! Пошли обратно!
Мы, не сговариваясь, одновременно, как по команде, развернулись и стали быстро спускаться по склону горы вниз, чтобы выйти вернуться на то место, где в засаде остался Димыч, прикрывать наш отход. Только мы взяли чуть правее, ибо хотели зайти немного с другой стороны, дабы наше возвращение было неожиданным для всех: и для прапорщика, и для противника, которого он сейчас всячески старался задержать в горном проходе.
Иногда так происходит, когда человек поддавшись внутреннему, только ему понятному влечению или желанию, вдруг всё кардинально меняет, не в силах потом объяснить причину своего поведения. Вот точно также всё произошло и с нами. Мы просто почувствовали, что Димка в беде и, хотя по законам войны нам нельзя было возвращаться назад, а следовало идти только вперёд, ибо выполнение задания превыше всего, мы вдруг развернулись и пошли в обратную сторону спасать друга, одновременно спасая и себя. Неизвестно как сложилась бы наша судьба, выйди мы на заградотряды и засады, выставленные полковником Дентенем из отряда «Дельта Форс» точно на маршруте движения моей группы.