Выбрать главу

Но, как ни странно, карандаш побежал по бумаге легко и свободно, как будто только этого и ждал. Понадобилось всего несколько минут, чтобы перенести в блокнот запомнившийся мне образ доктора Монро: это любезное лицо, эти пухлые, словно у ребенка, щеки с ямочками, приятнейшая улыбка… Ну конечно, внешность, самая подходящая для жулика.

Грач, наклонив голову, наблюдал за моей работой с самого начала. Я не успела закончить, как тот уже заорал:

— Да! Да! Он, подлец, он! Ладно, Василич, уговорил, пидорас ты пушистый, сейчас полечу-проверю!

С этими словами грач сорвался с прилавка и улетел вглубь помещения.

Я покосилась на шефа:

— Напомните мне, что вас с ним связывает?

Тот вздохнул:

— Запомните, Анна, чтобы работать в этом городе, нужно водить знакомство не только с приятными людьми и генмодами… Вот взять хотя бы нашего второго клиента, Матвея Вениаминовича. Весьма неприятное знакомство, но кто бы, как не он, свел меня с лучшими генетиками города? Например, с профессором Соколовой. А без нее кто бы занялся проблематикой гена подчинения в нужном мне ключе?

Я изумленно воззрилась на шефа. Что он имеет в виду под «нужным ему ключом»?

Но спросила другое:

— А если наброски не украдены?

— Ну что ж, тогда заявление в полицию получится менее представительным, но все же принять его они должны. Мы ведь подкрепим его показаниями Аврелия.

— А если бы Монро прислал подручного и Аврелий не смог бы дать показания?

Шеф начал вылизывать лапку.

— Сомневаюсь, что это возможно. Судя по вашему описанию, Монро предпочитал всеми значимыми вопросам заниматься сам. И изобретение свое не доверял никому постороннему. Тип человека, который должен все контролировать. Ну, не бесспорно, конечно, сведений маловато, но хороший шанс на то есть… Да и, если он приезжий, надежных людей со знанием языка у него может и не быть. А теперь помолчите, я что-то неухоженно себя чувствую. Нужно срочно почиститься.

Так мы и ждали дальше в молчании, нарушаемом только лижущими звуками наведения кошачьей красоты. К счастью, недолго. Не прошло и пяти минут, как грач метнулся назад. В клюве он тащил какие-то бумаги.

— Нету! — завопил он, выпустив в волнении листки из клюва. — Нету! Замок взломан и… и нету!!! Все пропало! Все мое наследство! Единственная память о любимом папочке!

Мне показалось неуместным напоминать ему, что часть набросков он нес с собой. Василий Васильевич воскликнул с явно фальшивым сочувствием:

— Какая жалость, Аврелий! Тебе немедленно нужно ехать в полицию, оставить заявление! Лучше сразу в ЦГУП, я все равно собираюсь туда же. Не откажи составить мне компанию.

Грач посмотрел на шефа подозрительно.

— Но за извозчика чур платишь ты!

— Я ни на мгновение не подумал иначе, — мурлыкнул шеф.

* * *

Поездка в ЦГУП отняла весь остаток вечера. Мне пришлось за шефа излагать все обстоятельства дела в специальном сыщицком заявлении, которое шеф после этого скрепил своей печатью. Такие заявления служат основанием для возбуждения дела. Теперь пусть розыском Монро займется полиция. Есть некоторый шанс, что за вечер он не успел еще сбежать.

Домой мы вернулись совсем поздно, у нас едва хватило сил выпить чаю. Я почти сразу же поднялась в свою комнату, пожелав шефу спокойной ночи, и упала на кровать совершенно без сил. Не смогла даже переодеться в ночную рубашку. Просто лежала и смотрела в потолок.

Что-то не давало мне покоя, что-то грызло, хотя только что я ощущала этакий подъем — еще бы, я ведь помогла шефу раскрыть важное (и, вероятно, дорогостоящее!) дело.

Что же именно меня не отпускало?..

Подумав, я поняла — разговор с Мариной! Ведь вроде и хорошо поговорили, и поплакали вместе, и Марина заверила меня, что я ее друг, и что я не должна рвать с ней отношения… Но было ощущение, как будто я забыла что-то очень важное. Может быть, не насчет Марины. Может быть, насчет кого-то другого, с кем такого разговора не состоялось…

Тут же я ахнула и села на кровати. Волков!

Я не виделась с ним весь этот месяц, потому что не хотела вспоминать — а он настаивал на встрече. Как он мог это воспринять? Как будто я не простила его за то, что произошло в камере? Он ведь просил прощения!

Но прощать, по моему разумению, было не за что. Наоборот, Волков действовал наилучшим образом в сложившихся обстоятельствах, изобразил изнасилование, выиграл время, дал мне время очухаться от булавки и убить…

Я вздрогнула, потом взяла себя в руки. Ладно. Хватит упиваться своими бедами. И так ныла столько времени — не надоело еще?