Я обернулась и, к своему удивлению, увидела голубоглазого подростка — Эльдара Волкова, приказчика енота Афанасия и, возможно, студента на казенном коште, проходящего практику в Оловянном конце. По крайней мере, я думала, что он студент на казенном коште. В тот раз, когда мы случайно с ним столкнулись, при нем были книги, подходящие студенту естественно-научного факультета какой-нибудь инженерной специальности. Правда, не очень понятно, зачем студенту, получающему стипендию, работать в лавке. Эти стипендии очень скромные, но ведь студентам выделяют и общежитие, так что на жизнь должно хватать.
К тому же для студента он слишком молод — по крайней мере для такого, чтобы уже проходил практику. На мой взгляд, ему полагалось только-только заканчивать предпоследний класс гимназии.
А без полного гимназического образования ни в один из наших университетов не поступишь — разве что ты вундеркинд и способен сдать на школьный аттестат, не завершая обучение.
Все эти соображения мигом промелькнули у меня в голове, но осесть не успели: Волков грохнул перетянутую ремнем стопку книг и тетрадей, которые тащил в руках, на ближайшую парту, а сам поспешил к доске.
Одет он был поаккуратнее, чем я помнила: в более-менее чистый костюм, только слишком большой и залатанный на локтях — явно из лавки старьевщика. А вот кепка у него на голове была та же самая. При этом держался он с большим апломбом, как будто не сомневался, что Виктор Никитич только его ждал у доски.
Похоже, так оно и было — руководитель кружка немедленно отдал ему мел и даже похлопал по плечу: показывай, мол.
Волков посмотрел на сидящих в классе — и мы с ним встретились глазами.
Признаться, я не думала, что он меня вспомнит. С чего бы? Я его запомнила, потому что у меня отличная память на лица, и потому что парень показался мне интересным типажом. Но сама я ничего особенного из себя не представляю, обычно взгляды людей на мне не останавливаются.
Но взгляд Волкова остановился. Он замер на секунду, зачем-то сглотнул — мне показалось, что юноша нервничает. Я подняла руку, чтобы помахать ему, но он тут же отвернулся к доске и в самом деле начал показывать, как будто и не было этой встречи взглядами.
Надо же. Почему это он? Настолько не знает правил вежливости?
— Значит, обозначим за икс… — начал он по-подростковому глуховатым, но уверенным голосом.
Я попыталась следить за его объяснениями, и, в отличие от Марины, у меня еле-еле получалось! Способ, который предложил Волков, был никак не проще Марининого графика, но, пожалуй, гораздо изящнее. Он лихо решал систему из трех уравнений, применяя к алгебре и логические построения. В самом деле вундеркинд!
Я поймала себя на желании его нарисовать, не меньшем, чем Марину раньше. Меня внезапно очаровало это сочетание неказистой внешности — разглядывая его, я поняла, что он не снимает кепку из-за чуть оттопыренных ушей, — острого ума и сильнейших эмоций. Три раза я с ним сталкивалась, и три раза этот юноша то огрызался на меня, то нападал, то, вот как сейчас, холодно игнорировал. Что-то говорило мне, что дело не в недостатке вежливости — просто Волков как будто весь состоял из кипящих чувств и торчащих наружу острых углов, которые он не считал нужным скрывать. Подросток! Но очень интересный подросток, что ни говори.
Мне вдруг стало отчаянно любопытно, откуда он такой взялся, чем он живет, где, в самом деле, учится. Сколько ему лет, наконец. Лицом выглядит на шестнадцать, но росту высокого. Может быть, и больше.
Любопытство — хорошее качество для сыщиков, как говорит шеф. Правда, нужно ограничивать его, если тебе за него не платят. Я тут же подумала, что было бы здорово, если бы мне кто-то заплатил за проявление любопытства касательно Волкова.
Видимо, я накликала, потому что тяжелая подвальная дверь снова распахнулась, и в помещение воскресной школы вошли мои старые знакомые — инспектор Жанара Салтымбаева в полной полицейской форме и старший инспектор Дмитрий Пастухов, генпес, с полицейской бляхой на шее.
Волков мгновенно заметил их — я увидела, как напряглись мышцы на его шее. Но он продолжил писать на доске, объясняя преобразование, хотя в зале воцарилась мертвящая тишина: никто, конечно, не слушал его, все только глазели на полицейских. Так он объяснял до тех пор, пока Салтымбаева не подошла к нему вплотную.
— Волков, Эльдар Архипович? — спросила инспектор.
Парень выпрямился и повернулся к ней.
— Я, — сказал он коротко.
Что странно, у него на лице я не заметила враждебности. Только какое-то отрешенно-загнанное выражение.
— Пройдемте в отделение, пожалуйста, — вежливо произнесла Салтымбаева. — У полиции есть к вам несколько вопросов.