— И что же, вы никудышного неумеху с марта здесь держите? — спросила я, хотя на самом деле не надо было: это к моему делу не относилось, мне требовалось только подтвердить его алиби.
— И держу! — воинственно, но как-то неуверенно одновременно заявил енот. — По доброте своей! А еще парень слишком глуп, чтобы воровать, тоже достоинство, знаете ли…
Я вспомнила, как Эльдар выписывал на черной доске формулы одна под другой мелким летящим почерком, и была вынуждена прикусить усмешку.
— Так когда вы его видели в последний раз? — спросила я, будучи совершенно уверенной, что Кунов назовет вчерашний вечер и можно будет с чистой совестью попросить его подписать листок с показаниями.
Листок я заготовила еще в Управлении, на столе у Петюни, и положила его в сумочку. Еще и очень гордилась собой за предусмотрительность.
— Когда видел? — енот почему-то всполошился. — А какая вам разница, когда я его видел? Ну, положим, вчера.
— А конкретнее? — терпеливо попросила я.
— А конкретнее — как в обед вылетел за порог, так и был таков! Он у меня до обеда только работает в этом месяце, потому что еще и после обеда его терпеть — увольте!
Кажется, мое удивление отразилось на лице, потому что енот скрестил лапки на груди и заявил:
— Да! До обеда! И ни минутой позже не задержался, лентяй такой.
Тут мне и следовало остановить расспросы и подключить к делу инспекторов управления: енот явно врал и выкручивался! Ладно, может быть, и не очень явно, но Волкову я верила больше, чем этому типу.
Вместо этого я от возмущения начала наседать:
— Но позвольте! Сам Волков сказал, что приходил вчера вечером. Помочь вам разобрать товар на складе…
— Не товар, а сырье! Которое мне привозят! И ничего он мне не помог, щенок неблагодарный, не явился даже! Я сам все вынужден был!
«Вот этими лапками?» — хотела спросить я, глядя на маленькие черные ручки енота Афанасия.
Но тут, слава богу, уроки шефа меня удержали: енот имел бы полное право пожаловаться на меня за непрофессионализм, и был бы прав.
Все-таки я сделала еще одну попытку:
— Попробуйте все же вспомнить… — начала я.
— Вы что же это, намекаете, что у меня память отказывает?! — возмутился Кунов, почуяв мою слабину. — Вы слишком юны для этого, слишком юны! Такой юной барышне следует сидеть на школьной скамье, а не свидетелей допрашивать! Я пожалуюсь Мурчалову! И тому, кто вам в Управлении поручил такое задание, тоже пожалуюсь!
Пристыженная, возмущенная и растерянная, я выскочила за дверь. Как же так? И что теперь делать?
Из-за того, что средств на такси или на извозчика мне на сей раз никто не давал, домой я добиралась на трамвае, а потому успела только к самому ужину, минута в минуту. А потому ничего удивительного, что ужин прошел особенно скованно.
Нет, шеф не отчитал меня за опоздание — он перестал это делать с тех пор, как я стала на него работать. Просто Антонина запрещает нам разговаривать за столом о делах: если кто-то делает такую попытку, она принимается многозначительно кашлять. А многозначительный кашель Антонины каким-то образом действует куда более вразумляюще, чем многочасовая проповедь священника или приказы Городского собрания. Экономкой она прожигает свой талант — ей следовало бы идти в воспитательницы детского сада!
Так что я сидела на иголках: меня распирало от огорчения и желания немедленно как-то исправить ситуацию. Шеф тоже, кажется, был отчего-то задумчив и расстроен: он несколько раз испачкал усы в сметане и даже не сразу их облизал. А ведь он не терпит неряшливости.
Наконец мы покончили с двумя блюдами и кое-как выстрадали положенные несколько минут за чаем (да, шеф чай тоже пьет — лакает из блюдечка). После чего Василий Васильевич сказал мне:
— Анна, пойдемте в кабинет.
В кабинете шеф сразу разлегся у себя на столе под лампой и обратился ко мне:
— Ну, рассказывайте, что вы сделали не так.
Я даже не стала спорить с этой формулировкой: если бы я была сама довольна своими действиями, то и ужин бы прошел по-другому.
Усевшись в стоящее напротив стола жесткое кресло, я вкратце обрисовала Василию Васильевичу успешный разговор с Волковым и куда менее успешный — с лавочником Куновым. В завершение добавила:
— Ума не приложу, шеф, почему он вдруг запирается! Я не думаю, что Волков врал, не тот он человек. А если Кунову настолько насолил его собственный работник, что он захотел его подвести под монастырь, то почему было просто не уволить? И потом… — я нащупала еще одно соображение, которое прямо-таки не давало мне покоя. — Он ведь не знал, что речь идет об убийстве! И вообще о преступлении! Я просто сказала, что надо проверить, где Волков был вчера! А Кунов тут же принялся врать. Неужели он как-то к этому причастен? Но ведь их с инженером вроде бы ничего не связывает, кроме Волкова…