— Так он все-таки генмод? — удивилась Салтымбаева.
— Нет, но это очень редкая порода. На волка похожа. Во всем Необходимске, может, один такой. Должно быть, выкрали его. Ничего, я прослежу.
— Но ведь документы… — начала Салтымбаева.
— Я прослежу, — повторил Пастухов с нажимом.
Вот тут слезы в самом деле пролились у меня из глаз. Выходит, Пастухов знал — или догадывался! — что Волков оборотень!
Или, скорее, для него не стало сюрпризом, что оборотни существуют. Если бы он знал конкретно про Волкова раньше, то, хочется верить, не стал бы рисковать, запирая его в камеру!
Только теперь я окончательно догадалась, почему он метался по комнате и так странно себя вел — полнолуние ведь! Даже если он в самом деле мог себя контролировать, это наверняка далось ему непросто…
О господи, да ведь и на вахтера он тогда нарычал не просто так, а потому что полнолуние приближалось! Неудивительно, что говорить мне или кому-то еще об этом он не хотел.
— Вы правда проследите? — спросила я сквозь слезы, глядя на Пастухова.
Он кивнул.
— Найду, куда пристроить на пару дней, — он красноречиво махнул мордой на небо, где полная луна равнодушно светила над коньками крыш.
Ей-то не было никакого дела до того, что у кого-то тут, на земле, почва выходила из-под ног и мир рушился.
— Тебе сейчас дадут одеяло, — добавил Пастухов вполголоса, обращаясь ко мне. — Прикрой парня его краем, если кто спросит, говори, что это твоя собака. Жанару я беру на себя, остальным ни слова! А ты, малец, — он смерил Волкова взглядом, что выглядело довольно забавно, поскольку волк превосходил его размерами, — скули побольше и старайся выглядеть как можно безобиднее! Да, вот так, — он одобрительно кивнул, когда Эльдар совсем распластался по земле.
У меня не было даже сил почувствовать облегчение из-за того, что кто-то все устраивает и распоряжается. Вообще ни на что сил не было. Я только понадеялась, что обещанное одеяло дадут поскорее, потому что меня вдруг начала бить крупная дрожь.
Волк прижался к моей ноге и снова заскулил, свято выполняя заветы Пастухова.
По переулку разнесся громкий вой, перезвон колокольцев: подъехали пожарные в своей карете с красными и белыми полосами. Засмотревшись на них, я едва не пропустила молодого человека в фельдшерской форме, который настойчиво тянул меня за рукав.
— Барышня! Барышня!
Я обернулась к нему, пытаясь разглядеть лицо. Не выходило: все плыло перед глазами.
— Идемте за мной, в карету скорой помощи… Кто это с вами? Вы кто, гражданин? — это Волкову: ну да, глаза-то голубые.
— Это просто собака. Редкая. Порода, — проговорила я из последних сил. — Он со мной.
— Ну, с вами так с вами… Пойдемте!
Опираясь на фельдшера, я кое-как дохромала до возка, где меня и усадили на скамейку, и пресловутое одеяло наконец-то оказалось у меня на плечах. Я послушно накинула его край на Волкова, который устроился у моих ног. Ну все, теперь от меня точно ничего не зависело.
Из открытого кузова возка мне открывался отличный вид на суету. Пока фельдшер бинтовал меня, я видела, как пожарные размотали шланг, подцепили его к цистерне и начали поливать стены. Дым валил столбом. Тем временем полицейские, выстроившись цепочкой, выносили из здания какие-то бумаги. Пастухов командовал ими очень увлеченно, сам то и дело лез внутрь, хотя, понятное дело, никакие бумаги носить не мог. Разве что в пасти.
Во мне слабо шевельнулось сожаление: может быть, зря я подожгла то, что нашла в «прозекторской»?
Нет, не зря! Пусть горит. Пусть все горят.
Пожар — излюбленное зрелище горожан Необходимска в любое время дня и ночи. Но сейчас зевак не было видно. Видно, не тот район.
— Рвоты не было? — тем временем спрашивал у меня фельдшер. — Тошноты?
Я только головой покачала.
— Зрачки нормальные, значит, скорее всего, не сотрясение. А сильно голова болит?
Я пожала плечами. Разве же это боль? Мне уже было смешно, что я когда-то считала это болью.
— Ну, лодыжка у вас вывихнута, а вот средний палец на левой руке, похоже, сломан, — сообщил фельдшер. — Но это вам врач в госпитале точнее скажет.
Надо же. Сломан. Интересно, это когда руку заламывали, или когда я сама об стену?
Впрочем, пустяки. Все равно.
— Где она? — вдруг услышала я. — Пустите меня к ней, Дмитрий, я имею право тут находиться, я свидетель!
Я не поверила своим ушам. Шеф ведь мертв! Они же его убили!
Но тут шеф явился прямо перед мной, бегущим по тротуару, как обычный кот. В свете горящего дома было видно, что грязь с шерсти он уже отмыл, но выглядел взъерошенным, не как обычно. Кое-где мех висел сосульками.