Где-то я читала, что по-настоящему любить человека — значит, видеть все его недостатки и принимать их. Мне тогда это показалось — и до сих пор кажется — глупостью: любовь недостатки видеть не должна! Но с этой точки зрения совместному будущему Марины и ее Ники ничего не угрожало.
В общем, Марина твердо вознамерилась вписаться в мир Ореховых и начать играть по их правилам. Пышная (но одновременно элегантная!) свадьба должна была стать одним из первых шагов (были до этого еще совместные выходы в свет с Ореховым). Как она рассказывала мне, Никифор хотел сначала просто нанять распорядителя, однако, увидев, что у Марины достаточно энергии и здравого смысла, чтобы справиться с этой задачей, перепоручил это занятие ей.
Марина, конечно, тоже без распорядителя не обошлась. Вообще-то, она наняла сразу нескольких: одного для украшения дома, другого для организации банкета, третьего для увеселений… Да что там, даже для приглашения и рассадки гостей был свой человек! И еще один отдельный человек для цветов. И еще один — чтобы командовать слугами. И… В общем, не знаю, я не считала, но было их много! И всей этой армией Марина управляла твердой рукой.
Марина даже завела себе собственную секретаршу, пригласив на эту роль свою бывшую преподавательницу из гимназии, которую закончила — Юлию Макаровну. Это была веселая и жизнерадостная женщина лет шестидесяти, которая сразу же стала звать меня «деточкой» и сокрушаться, что я мало кушаю. Видят все боги, она на меня клеветала!
Когда я пришла тем утром во флигель со свертком под мышкой, Юлия Макаровна уже была на месте и уже успела поспорить с Аделью Рейхардт — «просто Адель, отчества — продукт уходящей эпохи!» — которая занималась общим планированием вечера.
— Да неужто вы не знаете, милочка, — наседала Юлия Макаровна (Адель она не любила и единственную звала милочкой, а не деточкой), — что невеста категорически против? И неважно, что там говорит Татьяна Афанасьевна!
— Я тут не при чем! — защищалась Адель, вскидывая худые руки. — Я ни у кого это не заказывала!
— А кто заказал? Для этого ведь нужно счет на подпись подсунуть, а это только вы или я делаем!
Не собираясь встревать в эти споры, я попыталась прошмыгнуть мимо, чтобы попасть в Маринину комнату для переодевания — ну сколько она там может миловаться с женихом, должна ведь уже и подойти! — однако была замечена, изловлена и поставлена третейским судьей.
— Анна Владимировна, сами посудите, может ли такое прийти по ошибке⁈ — вещала Юлия Макаровна.
— Аня, да, посмотрите, и вы сразу поймете, что это не моих рук дело! — переживала Адель. — Это слишком… слишком мещански, да и Мариночка не одобряет такого рода расточительства! Да и что это за украшение для молодой невесты?
Спор, надо сказать, происходил в гостиной флигеля, а предмет спора лежал на изящном палисандровом столике с такими красивыми витыми ножками, что у меня который день чесались руки их нарисовать. Желательно в каком-нибудь интересном освещении — чтобы блики получше ложились.
Предметом были три бархатные коробочки, каждая приманчиво распахнута. В каждом лежала драгоценность, точнее, гарнитур: что-то на шею и серьги. В крайнем правом — кулон из крупного рубина на цепочке из белого золота, украшенной рубинами поменьше. И серьги, тоже с рубинами, но средними. Все рубины прямоугольной огранки — строго и величественно.
С одной стороны, Адель, пожалуй, была права: вызывающе крупные камни! Опять же, слишком консервативные очертания… Однако я вспомнила, что Маринино подвенечное платье было красное с белым, чтобы соблюсти и старинные традиции Необходимска (пришедшие к нам в основном из Сарелии), и новую моду, распространяющуюся из Галлии и Шласбурга. Марина вроде бы специально не планировала никаких украшений, кроме розовых бутонов, однако и кулон, и серьги подошли бы к этому наряду чрезвычайно.
Второй комплект состоял из ожерелья с голубым камнем, похожим на слезу, в центре, длинных серег-цепочек, тоже с голубыми камешками, точно капли дождя или воды, а также красивого витого браслета. Это к платью Марины ничуть не подходило. Третий набор был изумрудным: ожерелье в виде виноградной лозы с собственно лозой из бриллиантов, и такие же серьги. К нему еще прилагалась тиара, также выполненная в виде листьев.
М-да. Марина долго объясняла мне, как она сознательно выбрала самое скромное платье из того, что можно было приобрести, и по той же причине отказалась от драгоценностей, хотя Орехов предлагал ей надеть те, что после свадьбы все равно станут ее по праву (ну конечно же, у Ореховых имелись фамильные украшения, на часть из которых Татьяна Афанасьевна не претендовала по возрасту).