— Доброе утро, Анна Владимировна, — поздоровался он, церемонно снимая кепку. Стало видно, что он теперь по-другому стрижется, и оттопыренные уши не так бросались в глаза.
Я отметила, что за те месяцы, что мы не виделись, Волков еще сильнее вырос и раздался в плечах. Он превосходил меня уже почти на голову, и, увидев его издали, я подумала о нем как о парне, а не как о мужчине, только потому, что в нем еще сохранялась некая долговязость, легкая нескладность, свойственная юношам, быстро пошедшим в рост. Но голос доломался окончательно, стал низким и взрослым. Да и лицо с уже наметившимися морщинами казалось значительно старше восемнадцати лет — или сколько ему на самом деле. Помню, мы с шефом подозревали, что он завысил свой возраст, чтобы получить право работать в Необходимске.
— Ну вас, — отмахнулась я. — К чему эта церемонность, Эльдар?
— Хорошо… Анна, — он улыбнулся, и сразу его лицо показалось не таким угловатым, а низко нависшие брови не такими кустистыми.
— Почему вы на кружок не ходите? — спросила я его.
Мы с Эльдаром и Мариной ходили в один математический кружок по субботам; Марина так с ним и познакомилась. Я же раньше узнала его как работника в лавке Кунова, изготовителя глазных линз. Ту работу он потерял из-за дела об убийстве инженера Стряпухина… но это долгая история.
— Я как раз хожу, — он нахмурился снова. — Это вы не появлялись. Марина сказала, вы были больны. Я хотел к вам зайти, но подумал, что это, возможно, будет неловко.
О том, что это может быть неловко, он сказал спокойным тоном, без всякого следа той самой неловкости. Помню, когда я приехала к Эльдару, спасаясь от культа, и он кормил меня тушеной уткой, он показался мне очень надежным и спокойным — вовсе не таким, каким я запомнила его по Стряпухинскому делу! Вот сейчас это впечатление надежности только увеличилось. Похоже, из него постепенно вымывалась нервозность, вызванная годами тяжелой одинокого существования и необходимости скрывать свою истинную природу. Да и, если подумать, тогда, после убийства своего работодателя и наставника, обвиненный в преступлении, которого не совершал, Волков в принципе находился не в лучшей форме.
— Немного, — я решила не акцентировать пробитое легкое. — Но это было в июле, а весь август вас не было.
— Сдавал экзамены, — пожал он плечами.
— Точно! — обрадовалась я. — Вы ведь теперь студент Высшей инженерной школы? Мне шеф передавал.
Вот теперь Эльдар улыбнулся так широко, искренне и довольно, что внезапно стал выглядеть практически на свой возраст.
— Да, — сказал он. — С повышенной стипендией! Мне и общежитие предлагали, но я уже прижился в общежитии ЦГУП.
— Да, — засмеялась я, — помню! Мне рассказывали, как вы там все обустроили и починили.
Когда Эльдару некуда было пойти, Пастухов поселил его у себя, в той части общежития, где проживали в основном генмоды. С помощью разных приспособлений генмоды могут делать почти все то же самое, что и люди… беда в том, что приспособления ломаются или просто неудобны, и их нужно чинить. Эльдар с его техническим складом ума и умелыми руками пришелся там ко двору. Если я правильно помню, к Пастухову даже делегация явилась, слезно упрашивая его как-то пристроить парня на работу в ЦГУП, чтобы ему можно было остаться в общежитии насовсем!
— Пустяки, — махнул рукой Эльдар. — Мелочи. Они для меня сделали гораздо больше. В полнолуния я… — он запнулся, не зная, говорить или нет.
— Вы превращаетесь прямо там? — спросила я.
Эльдар кивнул.
— Превращаюсь, а потом мы с Дмитрием Николаевичем убегаем в сквер. Там есть такой специальный, для генмодов на службе управления правопорядка… Ко мне все привыкли, считают дальним родственником Дмитрия Николаевича, из Сарелии. Городские генмоды волков не видели и не узнают, — он усмехнулся. — А если кто и замечает, что я только по полнолуниям появляюсь, то молчит. К тому же, мы не каждый раз там гуляем, иногда бегаем в лес. Главное, что можно всегда вернутся в волчьем облике, и никто не обратит внимания.
Или сделает вид, что не обратил, услышала я подтекст. Хорошо. После всех мытарств Эльдар заслуживал место, которое мог назвать домом.
— А учебой довольны? — спросила я его.
— По большей части да, — он снова сдвинул брови, — хотя уроки словесности по-прежнему считаю тратой времени. И языки! Предлагают юландский или долийский, на выбор, но нет ни галлийского, ни шорти… это самый распространенный язык в Каганатах, — я кивнула, потому что знала это. — А ведь инженерам сейчас никуда без языков, вы согласны?
Я понятия не имела, так ли это, но на всякий случай опять кивнула.