— Мою клиентку зовут Амалия Борисовна Вертухина, жена купца Вертухина, — начала рассказывать Вильгельмина, усадив меня в кресло для посетителей. — Точнее, платит-то за все купец, но его я даже в лицо не видела.
— Платит за то, чтобы вы за ним следили? — сбитая с толку, спросила я.
— За что?.. А! Вы считаете, что я в основном неверность жен-мужей проверяю? — широко улыбнулась Вильгельмина. — Ну да, Мурчалову этакий снобизм свойственен, он обычно так мою работу и подает. На деле мой конек — семейные проблемы всякого рода. У этой женщины проблемы связаны не столько с мужем, сколько с дочерью… хотя, замечу, интересуйся купец побольше семейными делами, до такого бы не дошло!
— А что случилось с ее дочерью? — заинтересовалась я.
Вильгельмина пододвинула мне по столу нужную папку.
Тут я и оценила, что дело у нее было поставлено не хуже, чем у шефа. В папке содержалась вся нужная вводная: и кто такая, и сколько лет, и где живет. Но кроме словесного портрета прилагалась еще и фотокарточка! Причем, похоже, сделанная исподтишка самой Вильгельминой. На ней девушка сидела за уличным столиком кофейни (той же самой, которую я проверяла на кофейный заговор в прошлом году!) и читала книгу.
— Как вам удалось сделать фото незаметно? — поразилась я.
— Притворилась, что фотографирую птиц, обычное дело, — пожала плечами Вильгельмина, как будто в этом не было ничего особенного. Но я видела, что мое восхищение ей приятно. — Беда в том, что я скоро примелькаюсь в округе из-за этого фотоаппарата, и все узнают, что я тайный сыщик. Подумываю нанять человека специально для этого дела.
— Чтобы фотографировать? — спросила я.
— А может, и чтобы за меня работать, — подмигнула мне Бонд. — Не век же сидеть в этом кабинете. Нужно же когда-то и другим делегировать.
Похоже, у меня сегодня день, когда я общаюсь с людьми, желающими заделаться начальниками! Сперва Марина, теперь вот Бонд…
— Если вы меня на это место прочите, то я пока у Мурчалова всем довольна, — предупредила я.
— Да что вы, душенька, если я вас уведу, меня этот котяра располосует за здорово живешь! Это только на одно дело. И то, думается мне, не уступил бы он вас, если бы… но это не мое дело, это лучше у него сами спросите. Давайте-ка пока знакомьтесь с материалами дела, а я нам чайку поставлю.
Приятно было, когда для тебя ставят чай! Дома я обычно делаю это сама, потому что Антонина заваривает чай только к приемам пищи. Но, конечно, любое дело всегда лучше обсуждается, когда можно выпить что-то горячего. И, прежде чем вы спросите, шеф чай тоже любит. Я даже не в блюдечко ему наливаю, а просто в низкую широкую чашку — в блюдечке чай остывает слишком быстро на его вкус.
Пока Вильгельмина подогревала чайник на маленькой плитке, скрытой за ширмой, расписанной цветами и птицами в восточном стиле, я вникала в содержимое папки.
Дочь нашей клиентки, Виктория Афанасьевна Вертухина, была от роду восемнадцати лет, имела, по словам словам своей матушки, «артистический темперамент» и отличалась меланхоличной, но довольно приятной внешностью: опущенные уголки губ и глаз, бледная кожа (так было в описании, по фотографии не очень-то поймешь), темные волосы и глаза. По словам ее матушки, любила читать, но в гимназии особыми успехами не отличалась, и дальше учиться не пошла — но с наследством батюшки это ей не очень-то и требовалось.
Купец Вертухин женился поздно, теперь был уже стариком и давно отошел от дел. Однако он все еще сохранял долю в своем кумпанстве, и наметил старшую дочь в жены своему управляющему — Аристархову В. Г., других подробностей о нем в досье не было. По словам матери, до сих пор Викторию эта партия устраивала: с Аристарховым она была знакома, особой любви к нему не испытывала, но и ненависти тоже.
Однако в последнее время Виктория начала странно себя вести, подолгу пропадать вне дома, по-другому одеваться, а однажды заявила матери, что никогда не выйдет замуж, потому что решила «посвятить себя ночи».
— Девушка влюбилась, надо полагать? — спросила я, дочитав до этого места.
— Если и так, матери не признается, — Вильгельмина поставила передо мною чашку чая: заварен совсем не так, как я привыкла, но тоже ничего. — А она утверждает, что с дочерью до сих пор отношения у них были превосходные, та, мол, ничего от нее не скрывала… Верить этому или нет, я не знаю, но на влюбленность не похоже: писем девушка никому не пишет, не прихорашивается, а как будто только уродует себя. И когда уходит из дома, уходит всегда с подругами, а не одна.
— Уродует себя? — удивилась я.
— Перестала пользоваться украшениями и косметикой, перестала заплетать и расчесывать волосы, носит только черное.